Трагедия закона

Для Дерека с его малым жизненным опытом было шоком услышать, что двое могут годами жить вместе и, в сущности, до конца не знать друг друга. Невольно перед его мысленным взором проплыл идеальный образ Шилы. Насколько другим, почувствовал он, был бы их союз идеального единства душ и разума!

— Вот такие дела! — завершила Хильда с неожиданно бодрым видом, показавшимся не совсем уместным. — Я сказала то, что сказала, и это должно было быть сказано, но вам незачем принимать это слишком близко к сердцу. А теперь мы должны поторопиться, если не хотим опоздать на ужин.

В тот вечер Дерек с интересом изучал судью. Не было бы преувеличением сказать, что он по-настоящему видел его впервые, и по окончании наблюдения вынужден был признать, что не нашел в его облике ничего, что могло бы свидетельствовать о его расположенности к самоубийству. Правда, справедливости ради надо заметить, что он не имел сколько-нибудь ясного представления о том, как выглядит человек, намеревающийся покончить с собой. Но насколько он мог судить, в облике судьи не было вообще ничего особенного, разве что угрюмость, ставшая для него в последнее время обычной, была чуть более явной, чем всегда.

Однако Хильда, которая, разумеется, могла судить об этом лучше, по всей видимости, думала иначе. Ее озабоченность проявилась в решительном намерении, в конце концов увенчавшемся успехом, взбодрить его светлость. Впервые за несколько недель Дерек видел, как она практикует свой талант светской львицы на собственном муже, и зрелище, надо признать, было обворожительным. Вложив в поставленную перед собой задачу весь свой такт и обаяние, она мало-помалу ухитрилась разогнать обволакивавший его мрак. К концу ужина Барбер, к собственному очевидному удивлению, стал разговорчив и почти весел. Дерек, вовлеченный Хильдой в круговорот сплетен, комментариев и намеков так умело, что, почти того не сознавая, и сам внес немалый вклад в успех ее предприятия, неожиданно для себя обнаружил, что вечер доставляет ему истинное удовольствие. Попивая кофе после ужина и слушая юридический анекдот, который был хоть и сугубо профессиональным, но отнюдь не несмешным, он подумал: если бы все вечера в этом турне были такими, не было бы причин жаловаться. Сэвидж явился, чтобы убрать кофейный поднос, но прежде чем удалиться, щедро подкинул в камин угля из мешка с надписью «Уитсиская корпорация». Мягкий свет и тепло начали разливаться по студеным акрам гостиной. Судья достал сигару и с энтузиазмом пустился в рассуждения о неприступности «линии Мажино». Хильда, выполнив свою миссию, погрузилась в молчание. Уголком глаза Дерек видел, что она устала, но была довольна. Он представил себе, что она держит мужа за руку. То был миг покоя и благополучия.

Глядя на чету теперь, Дерек не мог поверить, что совсем недавно, серьезно обсуждал с одним из них вероятность самоубийства другого. В конце концов, что бы там ни говорила Хильда, люди самоубийств не совершают. То есть знакомые ему люди. Но если даже самоубийство казалось теперь смешным предположением, то здесь, посреди викторианской роскоши уитсиской резиденции, еще более абсурдно было думать, что этому худому высокому мужчине, попыхивающему сигарой по другую сторону камина, могла реально грозить опасность убийства. В конце концов, убийство — это нечто, что существует лишь в книгах и газетах. То, что за время этого турне Дерек присутствовал на трех или четырех слушаниях по делам об убийствах, ни в малейшей степени не поколебало его убежденности. Те люди на скамье подсудимых не были реальными, то есть обычными людьми, иначе как бы они там оказались? Что же касается их несчастных жертв, чьи искромсанные останки полиция с таким удовольствием демонстрировала на фотографиях, то, на благо душевного спокойствия Дерека, они оставались для него всего лишь фотографиями.

Хорошее настроение судьи, достигнутое ценой таких усилий, продлилось недолго. Всю оставшуюся часть турне он снова был отчужденным, надменным и раздраженным. В последний день работы в Уитси он не отказал себе в удовольствии спровоцировать ничем не обоснованную и весьма тягостную размолвку с Петтигрю во время слушаний по заявлению о необоснованном разводе. Дерек так и не понял, из-за чего разгорелся сыр-бор (кроме того, что это было как-то связано с одной из тех совершенно искусственных процессуальных норм, без споров о которых истинный юрист что рыба без воды), но небольшое расхождение во взглядах вылилось в то, что все местные газеты на следующий день именовали не иначе как «сценой в суде». Впервые Петтигрю утратил свою обычную ироническую невозмутимость. Он повысил голос, сильно покраснел, стал бесцеремонно перебивать его светлость и, когда было объявлено решение не в его пользу, швырнул на стол папку с делом и демонстративно вышел из зала, даже не подумав поклониться в сторону суда. Его можно было понять, потому что с ним обошлись грубо-неуважительно, но для человека с его сдержанным темпераментом такая вспышка была удивительна.