Трагедия закона

На звонок явился Сэвидж, которому было велено сообщить Бимишу, что судья требует его к себе немедленно. Ожидавшим показалось, что прошло очень много времени, прежде чем Бимиш явился. Он был взъерошен, и у него были грязные лицо и руки. Но кроме этого, Дерек увидел в его лице нечто, что напомнило ему о том случае в Рэмплфорде, когда Бимиш так неожиданно с ним разоткровенничался. А когда он заговорил, в его сладкозвучном баритоне слышалась явная хрипотца.

— Простите великодушно, что я так грязен, милорд, — сказал он, — но я паковал книги и вещи.

Шагами, казавшимися нарочито выверенными, он направился к столу, где обычно его ждал балансовый чек.

— Бимиш! — рявкнул судья голосом, который заставил того мгновенно застыть на месте. — Не будете ли вы любезны объяснить мне, что это значит? — Он держал в вытянутой руке корешок оплаченного чека на шестьдесят фунтов.

— Это, милорд? — безо всякого выражения переспросил Бимиш, принимая корешок. Стоя посреди комнаты и вертя его в грязных руках, он выглядел глуповато.

— Я желаю знать, как случилось, что сумма, указанная в чеке, изменилась на шестьдесят?

— Боюсь, я не могу сказать этого на память, милорд. Там, в отчете, безусловно, все указано.

— Нужно ли вам время, чтобы обдумать свой ответ? Если нужно, можете взять эти бумаги с собой и представить мне все объяснения завтра. Но уже сейчас я могу вам сказать, что на корешке чека, который вы держите в руках, есть следы подделки. Так вы хотите подумать?

Бимиш стоял, не поднимая глаз. Он продолжал изучать листок, который держал в одной руке, другой ероша обычно прилизанные темные волосы. Теперь было очевидно, что его покачивало.

— Нет, — хрипло произнес он. — Думаю, это не поможет.

— Вы хотите сказать, что у вас нет никакого объяснения?

На этот раз Бимиш поднял голову и произнес громко, почти вызывающе:

— Именно это я и хочу сказать, милорд.

— Вы уволены, — заявил Барбер тоном, в котором смешались печаль и суровость.

Бимиш открыл рот, словно собирался что-то сказать, потом явно передумал и неверными шагами направился к двери.

На этом неприглядный эпизод мог бы и закончиться, если бы черт не попутал Барбера снова заговорить.

— Бимиш! — окликнул он своего секретаря в тот самый момент, когда он уже дошел до двери.

Бимиш повернулся и молча уставился на него. На его лице все еще блуждало затуманенное выражение, однако щеки начали розоветь, а губы сжались в твердую решительную линию.

— Я не уверен, — сказал его светлость, — что вас не следовало бы отдать под суд, но не буду этого делать: не хочу усугублять наказание, которое вы сами навлекли на себя своим преступным поведением. Вы обманули мое доверие — безоговорочное доверие, которое я, по простодушию, оказывал вам в течение нескольких лет. Был ли этот инцидент единичным или нет, я доискиваться не стану. Удар, который был нанесен мне, когда я обнаружил предательство там, где ожидал преданности, не измеряется количеством ваших проступков или суммой растраченных вами денег. Не стану я интересоваться и причинами, заставившими человека вашего положения рисковать всем, чем человек обязан дорожить во имя…

— Ну хватит! — вдруг гаркнул Бимиш.

Все в ужасе замолчали.

— Нечего читать мне ваши идиотские нотации, — грубо продолжил он. — Я пока не на скамье подсудимых, а если и попаду туда когда-нибудь, то, слава Богу, не вы будете меня судить, это уж точно! Я прикарманивал деньги, да. Но что из того? Я не единственный, кого за это уволили, — только и всего. Все равно на предстоящие полгода мне эта работа уже не светила, и вы это прекрасно знаете! Не вам говорить мне о том, что вы оказываете мне милость, не отдавая под суд. Вам самому место на скамье подсудимых, и если бы у нас не было разных законов — одни для богатых, другие для бедных, — вы бы уже на ней сидели.

— Замолчите! — взревел судья.

— Меня — под суд? — нисколько не смутился Бимиш. — Вы не посмеете! Только попробуйте. Мне есть что порассказать о том, что происходило во время этого турне, о вас и об этой прекрасной даме, которая вас до этого довела. Вы перестанете быть судьей раньше, чем я стану подсудимым, не забывайте этого. И должен вам сказать, я не единственный, кому кое-что известно. Я…

— Сейчас же покиньте комнату!

— Ладно, старина, ухожу. Но помните, что я вам сказал. Вы получили немало предупреждений, это — последнее. С вами что-то непременно случится!

Дверь за ним с грохотом захлопнулась.