Читаем Трагедия закона полностью

— Думаю, это имеет значение, — снова перебил его Барбер. — В столь серьезном деле важно быть точным во всем. В моих записях ясно значится: вторник. Сэр Генри, вы помните, когда это было?

Сэр Генри, к глубокому сожалению, не помнил.

— В моих заметках сказано: вторник, — настойчиво повторил Брадобрей. — Разумеется, я могу ошибаться, но…

В этот момент встал сам мистер Гритхем, сидевший где-то в темной глубине зала, и попытался внести ясность, но был бесцеремонно одернут, ему приказали молчать.

— Милорд, в понедельник ли, во вторник… — начал было Петтигрю.

— Думаю, этот момент следует уточнить, раз уж возникли разногласия. Мистер стенографист, будьте любезны, найдите нужное место в показаниях мистера Гритхема и зачитайте его слова точно.

Пока стенографист пытался справиться с кучей своих бумаг, прежде чем после нескольких неудачных попыток отыскать наконец нужный пассаж, в зале царила напряженная тишина.

— «Это было то ли в понедельник, то ли во вторник, я не уверен, но думаю, что во вторник», — прочел он тоненьким голоском с акцентом кокни.

— Ага! «Думаю, что во вторник». Благодарю вас, мистер стенографист. Продолжайте, мистер Петтигрю.

Все это заняло не более двух-трех минут, но их оказалось фатально достаточно, чтобы нарушить цепь рассуждений Петтигрю. Хуже того, порвалась невидимая нить, связывавшая оратора со слушателями. Отношения между ним и аудиторией, которые он с таким старанием выстраивал, рухнули, нужно было начинать все сначала. Это не так много значило бы, не нервничай Петтигрю столь сильно и не опасайся сделать неверный шаг на трудной тропе, по которой следовал. То, что замечание судьи было таким ненужным и несущественным, лишь добавляло раздражения. А тот факт, что исходило оно не от кого-нибудь, а именно от Барбера, оскорбляло до глубины души. Петтигрю на его веку доводилось выступать перед судьями, которые говорили без умолку. Слова неудержимо вылетали из них, как мыльные пузыри, независимо от того, шла ли речь о защите человека, которому грозила смертная казнь, или о менее значительных преступлениях. Он научился относиться к этому терпимо и невозмутимо сносить бремя, которое наряду с ним несли все остальные. Но Папа Уильям обычно был молчаливым судьей. На протяжении всего этого процесса он высказывался крайне редко и почти всегда по делу. Нынешнее бессмысленное и неуместное вторжение было скорее всего сделано специально, чтобы выбить Петтигрю из колеи.

Петтигрю, возобновивший свою речь после того, как вопрос с показаниями мистера Гритхема уточнили, был уже другим, сбитым с толку Петтигрю. А сбитый с толку человек едва ли способен произнести убедительную речь. Позволив один раз поймать себя на маленькой неточности, он стал преувеличенно, нервозно осторожен в отношении мельчайших деталей и вследствие этого, естественно, начал допускать другие, столь же незначительные ошибки, каждую из которых судья угрюмо исправлял. Петтигрю ощущал, как жюри постепенно утрачивает интерес. С каждой уходящей минутой присяжные все дальше ускользали от него. Если бы он с самого начала пустил в ход такой же мощный орган красноречия, как Баббингтон, вероятно, мог бы еще снова завладеть их вниманием, обрушив на них водопад бурных фраз. Но он не мог этого сделать. Он мог воздействовать на них лишь тем, что было в его распоряжении, — искренностью, простотой речи, плотной вязью аргументов. Он сделал все, что было в его силах, но, закончив речь, опустился на стул обескураженный, с отвратительным ощущением собственной несостоятельности.

Заключительная речь Барбера была исполнена виртуозно. Петтигрю, который читал и перечитывал ее впоследствии, выискивая основания для апелляции, вынужден был признать, что с процессуальной точки зрения она была безупречна. Хотя никто из тех, кто слушал ее, не сомневался: подспудно эта речь была не чем иным, как рекомендацией присяжным признать подсудимого виновным. Но рекомендация эта была транслирована им в основном средствами, которые невозможно обнаружить в стенографическом отчете: едва заметными модуляциями голоса, многозначительными паузами и выразительными взглядами.

Самый, пожалуй, убийственный с точки зрения защиты момент наступил ближе к концу. Для него Брадобрей приберег рассуждения о версии, согласно которой истинной виновницей преступления была жена обвиняемого. Он говорил об этом ясными сдержанными фразами, которые потом, на бумаге, казались бесстрастно-академическими, но презрительно-ироническая интонация, которую он вкладывал в них, не оставляла сомнений в том, что он думал по этому поводу на самом деле и что бы ему хотелось, чтобы думали об этом присяжные. В самом же конце единственным драматическим жестом, который позволил себе за все время выступления, он взял со стола самодельный кинжал, столь активно фигурировавший в ходе процесса, и, подняв над головой, продемонстрировал его жюри.

Перейти на страницу:

Все книги серии Инспектор Маллет и Фрэнсис Петтигрю

Трагедия закона
Трагедия закона

Заурядное дорожное проишествие - нетрезвый водитель ночью сбивает пешехода. Травма невелика – всего-навсего сломанный мизинец. Но совершает наезд судья, который на время выездных сессий суда наделён королевскими почестями и привилегиями. Инцендент власти стараются замять, а судья продолжает проводить судебные заседания, получая анонимные письма с угрозами, на него совершаются покушения, и, в конце-концов, происходит трагедия. Кто виновен в этой кровавой развязке? Книга создана на основе опыте работы Сирила Хейра в качестве секретаря выездного окружного суда и заслужила самые восторженные отзывы юристов-современников. Автор романа методично и остроумно описывает будни работы британского суда. Яркие персонажи, как будто сошедшие со страниц книг Диккенса или Теккерея, предстают перед читателем. Опережая инспектора Маллета, детектива Скотленд-Ярда, разгадку убийства находит адвокат-неудачник Фрэнсис Педигрю. Любимый роман автора, а на мой взгляд – лучший у него. Мисс Силвер

Сирил Хейр

Детективы / Классический детектив / Классические детективы

Похожие книги