Трагедия Зет. Бюро расследований Квина (рассказы)

— Господи, неужели этот тип сунул палец и в тюремный пирог? — воскликнул отец.

— Теперь вы можете себе представить, каким спрутом был этот «защитник бедных», — с горечью сказал Джон Хьюм. — Он пытался заполучить голоса даже в тюрьме с помощью патронажа. Не знаю, какой вес имели его рекомендации совету, но, даже если никакого, он умудрялся изобразить себя этаким Гаруном аль-Рашидом,[24] который раздает дары. Тьфу!

Отец пожал плечами и взял четвертую копию. На сей раз он усмехнулся:

— Прочти, Пэтти. Негодяй и его умудрился запачкать той же кистью.

Я с удивлением обнаружила, что письмо адресовано старому другу отца, губернатору Бруно, и подумала, что бы сказал губернатор, получив столь дерзкое послание:

«Дорогой Бруно!

Мои друзья на Капитолийском холме информировали меня, что Вы открыто выразили свое отношение насчет моих шансов быть переизбранным в округе Тилден.

Позвольте напомнить, что, если Тилден отойдет к Хьюму — его номинация обеспечена, — политическое эхо может отразиться на Ваших шансах быть переизбранным в будущем. Тилден — стратегический центр долины. Вы об этом забыли, не так ли?

Советую ради Вашего же блага серьезно подумать, прежде чем подрывать репутацию члена Вашей партии, достойно занимающего пост сенатора.

Дж. Фосетт».

— Честное слово, я сейчас заплачу! — Отец швырнул копию в папку. — Знаете, Хьюм, я почти готов отказаться от расследования. Этот сукин сын заслужил, чтобы ему всадили нож в сердце… В чем дело, Пэтти?

— Сколько копий было в папке, отец? — медленно спросила я.

Хьюм бросил на меня резкий взгляд:

— Четыре.

— А на столе пять конвертов!

* * *

Я почувствовала себя немного лучше при виде испуганного лица окружного прокурора и алчности, с которой он схватил со стола стопку конвертов.

— Мисс Тамм права! — воскликнул он. — Кармайкл, как это случилось? Сколько писем продиктовал сенатор?

Секретарь выглядел искренне удивленным.

— Только четыре, мистер Хьюм. Копии которых вы прочитали.

Хьюм быстро просмотрел конверты, передавая их нам. Конверт с письмом Илайхью Клею находился на верху стопки; его покрывали пятна засохшей крови. Под ним было письмо редактору «Лидс икзэминер» со словом «Лично», напечатанным в углу конверта и подчеркнутым. Третий конверт был адресован начальнику тюрьмы — на краях лицевой стороны виднелись следы скрепок. Правый нижний угол занимала надпись: «Касательно письма № 245 насчет продвижения по службе сотрудников тюрьмы Алгонкин». Конверт с письмом губернатору был дважды запечатан личной печатью сенатора из синего сургуча, а в углу снова находилось подчеркнутое слово «Лично».

Пятый конверт с письмом, не имевшим копии под копирку, Хьюм обследовал гораздо дольше, прищурив глаза и кривя губы в безмолвном свисте.

— Фанни Кайзер. Так вот откуда ветер дует, — сказал он и подозвал нас.

На конверте не было отпечатанного текста — имя и адрес были написаны черными чернилами властным размашистым почерком.

— Кто такая Фанни Кайзер? — осведомился отец.

— Одна из наших видных горожанок, — рассеянно отозвался окружной прокурор, вскрывая конверт.

Я заметила, как шеф Кеньон напрягся и быстро шагнул к нам, а несколько его подчиненных подмигнули друг другу, как делают мужчины при упоминании женщин легкого поведения.

Письмо внутри, как и адрес на конверте, было написано от руки тем же размашистым почерком. Хьюм начал читать вслух, но при первом же слове остановился, бросил быстрый взгляд на кого-то вне поля моего зрения и продолжал читать про себя. Его глаза блеснули. Отведя в сторону Кеньона, отца и меня и повернувшись спиной к остальным, он позволил нам прочитать письмо, предупредив легким покачиванием головы, чтобы мы не читали вслух.

Записка начиналась без приветствия. Подпись также отсутствовала.

«Подозреваю, что мой телефон прослушивает К. Не пользуйся телефоном. Я сейчас пишу Айре об изменении плана в соответствии с нашим вчерашним разговором и твоим предложением.

Сиди спокойно и не паникуй. Мы еще не проиграли. И пошли на разведку Мейзи. У меня есть маленькая идея насчет друга X.».

— Почерк Фосетта? — спросил отец.

— Несомненно. Что вы об этом думаете?