Трагедия Зет. Бюро расследований Квина (рассказы)

— Хорошо. — Прокурор пожал плечами. — Хотите обследовать труп, инспектор?

— Ваш костоправ сообщит вам больше, чем могу я. Вы осмотрели одежду?

— На теле не обнаружено ничего интересного.

— Он не ожидал женщину, — пробормотал отец. — Тип с такими холеными ногтями не стал бы принимать даму без пиджака… Он был женат, Хьюм?

— Нет.

— А подружка имелась?

— Было бы ближе к истине, инспектор, употребить это слово во множественном числе. Не сомневаюсь, что много женщин охотно воткнули бы в него нож.

— Вы имеете в виду кого-то конкретно?

Их глаза встретились.

— Нет. — Повернувшись, Джон Хьюм подозвал крепкого приземистого мужчину с оттопыренными ушами и представил его как шефа Кеньона из местного полицейского управления. У него были рыбьи глаза, и он мне сразу не понравился. К тому же мне почудилась злоба в его взгляде, устремленном в широкую спину отца.

Суетливый человечек, доктор Булл, писавший что-то огромной авторучкой на официальном бланке, выпрямился и спрятал ручку в карман.

— Ну, док? — осведомился Кен бон. — Каков вердикт?

— Убийство, — сразу отозвался доктор Булл. — У меня нет никаких сомнений. Все указывает на это. Помимо других соображений, раны, причинившие смерть, было невозможно нанести самому себе.

— Значит, его ударили не один раз? — спросил отец.

— Да. Фосетта дважды ударили ножом в грудь. Как видите, обе раны сильно кровоточили. Но первая, хотя и достаточно серьезная, не прикончила его сразу, и убийца для пущей верности ударил снова.

Доктор Булл щелкнул пальцами в сторону ножа для бумаги, ранее торчавшего в груди мертвеца, который успел извлечь и положить на стол. Тонкое лезвие покрывала свернувшаяся кровь. Детектив ловко подобрал нож и начал посыпать его серым порошком.

— Вы уверены, что это не самоубийство? — спросил Джон Хьюм.

— Совершенно уверен. Углы, под которыми нож оба раза вошел в тело, делают это предположение невозможным. Есть кое-что еще, что должно вас заинтересовать.

Доктор Булл обошел стол и остановился возле неподвижной фигуры, как лектор около objet d'art.[19] С полным равнодушием он поднял правую руку мертвеца, которая уже окоченела. Кожа была бледной, и на ней резко выделялись длинные волосы.

И тут я забыла, что это труп. На руке виднелись два странных следа. Одним из них был тонкий порез чуть выше запястья, откуда сочилась кровь. Другой, четырьмя дюймами выше, походил на царапину, оставленную зазубренным предметом.

— Несомненно, — бодро продолжал медэксперт, — порез над запястьем был сделан ножом для бумаги. По крайней мере, — спешно добавил он, — чем-то таким же острым.

— А второй? — осведомился отец, нахмурившись.

— Тут можно только догадываться. Могу лишь сказать, что зазубренная царапина не была нанесена орудием убийства.

Я облизнула губы — у меня мелькнула идея.

— Можно определить время нанесения обоих порезов, доктор?

Все сразу повернулись ко мне. Хьюм с трудом удержался от замечания, а отец выглядел задумчивым. Медэксперт улыбнулся:

— Хороший вопрос, юная леди. Да, можно. Обе царапины были нанесены недавно — я бы сказал, приблизительно в одно время с убийством.

Детектив, экспериментировавший с окровавленным ножом, выпрямился. На его лице было написано отвращение.

— На ноже нет никаких отпечатков, — сообщил он.

— Ну, — сказал доктор Булл, — на этом моя работа заканчивается. Вы, конечно, потребуете вскрытия, хотя я уверен, что не найду ничего опровергающего мои первоначальные выводы. Пусть кто-нибудь позовет людей из морга, чтобы забрали труп.

Он закрыл медицинский саквояж. Вошли двое мужчин в униформе. Один из них что-то энергично жевал, а другой сопел — его нос был мокрым и красным. Эти детали врезались в мою память — было невозможно забыть такое равнодушие к происходящему.

Мужчины подошли к столу, поставили на пол приспособление, похожее на большую корзину с четырьмя ручками, взяли мертвеца под мышки, подняли его со стула, опустили в корзину, захлопнули крышку, наклонились и потащили свою ношу к выходу, продолжая жевать и сопеть.

Я вздохнула с облегчением, хотя понадобилось несколько минут, чтобы набраться смелости и подойти к столу и пустому стулу. В этот момент я с удивлением заметила в холле высокую фигуру Джереми Клея, который внимательно наблюдал за мной, прислонившись к дверному косяку рядом с полицейским.

— Кстати, — буркнул отец, когда медэксперт подобрал саквояж и засеменил к двери, — когда эту птичку прикончили? — В его глазах светилось неодобрение.

Я поняла, что в расследовании допустили оплошность и его упорядоченный ум негодовал при виде Кеньона, лениво слонявшегося по кабинету, и доктора Булла, насвистывавшего веселую мелодию.

— О, совсем забыл. Я могу установить время смерти достаточно точно, — сказал медэксперт. — Двадцать два двадцать — ни минутой раньше или позже. — Он чмокнул губами, кивнул и удалился.

Отец посмотрел на часы. Было пять минут двенадцатого.

— Этот тип чертовски уверен в себе, — пробормотал он.

Джон Хьюм подошел к двери:

— Позовите сюда Кармайкла.

— Кто такой Кармайкл?

— Секретарь сенатора Фосетта. Кеньон говорит, что у него много важной информации. Сейчас мы это узнаем.