Трагические судьбы

На Лубянке перед Винном разложили фотографии, запечатлевшие его встречи с Пеньковским. Ему прокрутили магнитофонную запись их разговора в гостинице «Украина». Потом устроили очную ставку с Пеньковским, провели перекрестный допрос. Винн надеялся, что ему предъявят обвинение только по одному пункту: он передавал Пеньковскому свертки с подарками. Но ему сразу дали понять, что он обвиняется в шпионаже.

Винн доказывал, что ничего не знал о том, что находилось в пакетах, которые он перевозил из Лондона в Москву и из Москвы в Лондон, все равно он был объявлен сотрудником британской разведслужбы. Пеньковский посоветовал ему: «Надо с ними сотрудничать. Меня все равно расстреляют, а твоя участь будет облегчена». Пеньковский с самого начала знал, что пощады ему не будет. Он признал на очной ставке, что передавал секретные сведения на Запад, но твердо стоял на том, что делал это ради своего народа. Винн эту фразу запомнил. На суде Пеньковский об этом речь не заводил.

7 мая 1963 года над Пеньковским и Винном начался суд. Он был открытым. Суд проходил не для того, чтобы выяснить, виноваты обвиняемые или нет. Конечно, виноваты. Суд проходил в пропагандистских целях. И в то же время процесс должен был обозначить, что советское судопроизводство теперь базируется на принципах справедливости и демократии. Только что был принят новый закон о суде, который был назван новым гигантским шагом на пути к подлинной социалистической законности.

Потому все как в цивилизованных странах — судья, обвинитель, адвокат. Не хватало только присяжных.

Суд проходил гладко. Судья задавал вопросы — подсудимые отвечали. Обвинитель обвинял. Чуть было не написал — адвокат защищал. Не в этом состояла задача советского адвоката — защищать. Он должен был поддержать обвинение, но сделать это так виртуозно, чтобы сложилось впечатление, будто он отстаивает интересы своего клиента. Защитник Александр Апраксин блестяще справился с этой непростой задачей. Он нарисовал такой портрет своего подзащитного: «За короткий период он прошел путь от курсанта артиллерийского училища до полковника и стал командиром противотанкового полка… Меня особенно поражают легкость и блеск военной карьеры Пеньковского… За послевоенный период благодаря своим способностям, любви к работе и настойчивости — а всего этого у него отнять нельзя — он смог окончить два высших учебных заведения. Затем, расставшись с армией, он нашел свое место и на гражданке. В Государственном комитете по координации научно-исследовательских работ, где последнее время работал Пеньковский, он занимал руководящую должность и имел достаточно широкие полномочия».

За ходом процесса в зале наблюдал сотрудник британского посольства Джефри Мюррел. Я с ним познакомился в 90-х годах. Сейчас он живет в Лондоне. По моей просьбе он прислал свои воспоминания о процессе над Пеньковским и Винном:

Главное впечатление от суда — это его театральность. Зал был залит светом, щелкали фотокамеры, стрекотали кинокамеры, было полное впечатление, что снимается фильм. Пеньковский, чувствовалось, был напряжен, глаза его были тусклыми, казалось, он почти получал удовольствие быть знаменитым и играть в представлении главную роль. Не было сомнений, что ему обещано милосердие, если он хорошо исполнит свою роль.

Винн представлял собой довольно жалкое зрелище, которое усиливалось стриженой головой. Было ясно, что он тоже настроен играть отведенную ему роль. Рвение адвоката было направлено не на его защиту, а чтобы подыгрывать прокурору, то есть не отвергать обвинение, а призывать к снисхождению к своему подзащитному. Адвокат утверждал, что Винн не более чем игрушка в руках британских и американских спецслужб.

Публика в зале напоминала спортивных болельщиков. Они постоянно переговаривались, время от времени издавали крики негодования в сторону коварных защитников негодяев.

Когда Пеньковскому был оглашен смертный приговор, в зале долго звучали овации. Дородные матроны (возможно это были жены офицеров КГБ) вскочили в ажиотаже на скамейки. Когда же судья объявил, что Винн приговорен к восьми годам тюрьмы, публика закричала: «Мало! Мало!»