Трагические судьбы

Но придержим наш разгоряченный восторг. Глянем холодно на это вселенское увлечение. С чего вдруг такие страсти? Один профессор, оторвавшись от микроскопа, в который он наблюдал за поведением амебы, скользнул равнодушным взглядом по телевизору, с экрана которого его аспиранты не сводили глаз: транслировался футбол. «До чего примитивно», — поморщился профессор, а к чему это относилось — к амебе или к футболу, никто так и не понял. Я как-то не представляю, чтобы Андрей Дмитриевич Сахаров отправился на футбольный матч — его натуре требовались раздражители иного рода. Ему, наверное, неинтересно было бы проверять теорию вероятности на примере исхода того или иного матча. Впрочем, мне невозможно представить в Лужниках или на «Динамо» Дмитрия Шостаковича, а оказывается — фанат. Драматург Евгений Шварц в своем дневнике оставил подробный его портрет, среди черт композитора называет и такую: «Он охотнее всего говорит о футболе, дружит с футболистами, следит тщательно за результатами матчей; если пропустит по радио — звонит знакомым, спрашивает, не слыхали ли, чем кончилась очередная встреча».

В футболе заложена — вы не смейтесь! — трагедия, может, это привлекало Шостаковича? Есть эстетика футбола. Привлекательность этой игры не только в победном счете, но и в том, как его добиваются. Зритель ликует не только от забитого мяча, он благодарно оценивает то, как же искусно, изящно, красиво это произошло на его глазах.

Пеле и Стрельцов могли сойтись в поединке на поле

Прощу прощение за столь долгое вступление к рассказу о драматической судьбе Эдуарда Стрельцова, игрока московского «Торпедо», центрального нападающего сборной СССР. Но нам необходимо представлять ту сферу человеческой деятельности, в которой он вращался. И тем печальнее повесть о трагедии великого футболиста.

Как имя Пеле знают во всем просвещенном мире, так и Стрельцов бесконечно знаменит на просторах бывшего Советского Союза. А ведь они — Пеле и Стрельцов — могли сойтись в поединке на чемпионате мира 1958 года в Швеции. И, как считают многие специалисты, еще неизвестно, кого бы короновали «королем футбола», попади Стрельцов в Стокгольм. Но 27 мая 1958 года 19-летний Пеле прибыл со сборной Бразилии в Париж (там команда делала пересадку на стокгольмский рейс), а за спиной 20-летнего Стрельцова в этот же день захлопнулись ворота Бутырок. На полях Швеции Пеле от матча к матчу набирал звездную высоту, и к концу чемпионата уже был на заоблачном пьедестале, а Стрельцов тупо и глупо отвечал на вопросы следователя: «В тот момент Марина мне нравилась, поскольку я добивался ее близости. Сколько лет Марине, из какой она семьи, чем она занимается, как ее фамилия — я не знаю… Все это произошло, потому что я был пьян».

Пеле сегодня жив и процветает. Он давно ушел из футбола, проявил себя как удачливый и расчетливый бизнесмен, стал миллиардером. А Стрельцов отбыл 5 лет в лагерях, возвратился в «Торпедо», снова стал играть. Умер в 1990-м. В нищете.

Есть в имени Стрельцова притягательность, обаяние.

Родом я из маленького провинциального городка. И там гремело имя Стрельцова. Не помню, как конкретно это случилось, но с детских лет я присох к футболу. Я ходил на городской стадион, на котором футбольные гранды провинциального разлива «Строитель» и «Горняк» выясняли отношения. Рубки были злые, напряженные, никто не хотел уступать. В перерыве распаренные игроки тут же у кромки поля пили воду и что-то возбужденно доказывали друг другу, мальчишки смотрели на них с обожанием. Мне футболисты казались гигантами.

Но главное счастье было в другом: безумное наслаждение от футбола я получал по радио. Я прилипал к радиоприемнику, когда репортажи вел радиокомментатор Виктор Синявский. Редкая знаменитость. Кто не слышал его голос — хрипотца, доверительная интонация, вычурные, но понятные фразы (однажды он для большой доходчивости матом объяснил радиослушателям напряженный момент у ворот, за что был отстранен от эфира на два года), — тому не объяснить, чем Синявский завораживал миллионы болельщиков. Игра в его рассказе представлялось волшебным действом, он плел словесные кружева — и я видел перемещения игроков по полю, их финты, броски вратарей… Игра представлялось чем-то вроде путешествия на Луну: таинственно, увлекательно, опасно. Я на полтора часа приникал к радиоприемнику — и ничто на свете не могло меня от него оторвать.

И вот я впервые попал на настоящий матч на московском стадионе «Динамо». Играли команды высшей лиги, какие точно — не вспомню. Велико было мое разочарование от увиденного. Эти вяло передвигающиеся по полю фигуры и есть те волшебники, которые творят чудеса? И это есть та самая волшебная игра, про которую мне рассказывал Синявский? Это и есть то космическое действо, которое лихорадочно пылало у меня в голове, когда я слушал задушевный голос радиокомментатора? Да это же скучное мероприятие навроде комсомольского собрания. С тех пор я бывал на стадионе от силы раз пять — шесть, предпочитаю смотреть футбол по телевизору, вживую игра для меня скучна, а на экране — телегенична.