В ситуацию пытается вмешаться Горбачев. Его помощник А. С. Черняев заносит в дневник 10 ноября: «Вчера вызвал М. С. Прихожу — он на телефонах: Баранников, Шапошников, Бакатин… Договаривается не накапливать и не пускать в ход войска в Чечне, то есть блокировать исполнение указа Ельцина о чрезвычайном положении. В перерывах между звонками кроет матом Б. Н.’а: «Что делает, что делает! Это же — сотни убитых, если началось бы. Мне сообщают, что губернатор, которого он назначил туда (Исламов), отказался выполнять свою роль… Парламент (антидудаевский) — тоже. Все фракции и группировки, которые там дискутировали, дрались между собой, объединились против русских. Боевики уже собирают женщин и детей, чтобы пустить их вперед себя при подходе войск!»
Горбачева указ Ельцина напугал, а у Дудаева он вызвал восторг: это ж надо, какая удача! Теперь вся нация сплотится вокруг него! Теперь о нем узнает весь мир! В Чечне действительно в те дни было редкое воодушевление и — единство. Любой кавказский народ прекращает внутренние распри при появлении неприятеля извне. Как только в аэропорту Грозного стали высаживаться российские войска, участники антидудаевского митинга немедленно присоединились к сторонникам генерала и вместе с ними двинулись блокировать аэропорт. Воевать готовы были все. На центральной площади море народа. Этот народ кричит: «Свобода или смерть!» Вчерашние противники братались со слезами на глазах. Готовились
Да вот он — майор внутренних войск Олег Кудлин. Кудлин был заместителем командира отряда специального назначения «Витязь» дивизии имени Дзержинского. Задача — борьба с террористами. С 1988 года пошли командировки в горячие точки, а горячие точки тогда были связаны с межнациональными столкновениями — Сумгаит, Карабах, Фергана, Узень. Из командировок Кудлин не вылезал. 7 ноября его срочно вызывают в часть. Команда — переодеться в милицейскую форму. Выдали все новенькое, ему достались погоны рядового. Мчатся в аэропорт «Чкаловский». Погружаются в транспортный самолет ИЛ-76. Берут курс на Грозный.
Кудлин вспоминает: «Командировка в Грозный была из рубежных. Летим. Задачу получаем в полете. Владели ситуацией. Сели в аэропорту ночью. Утром нам сказали: группе в 30 человек отправиться для охраны МВД и находиться там до получения дальнейших указаний. Спокойно доехали на автобусе. В МВД застали кого-то из руководства, там находился местный ОМОН. Перед нами ставят задачу: охранять здание. Распределились по позициям. У здания начали возникать вооруженные люди, угрожающе кричат, наводят автоматы на окна, но не стреляют. Рядом здание КГБ. Там тоже вооруженные люди. На нас направлены стволы пулеметов, снайперы целятся в оптические прицелы. Неуютно. Знаю, что с дудаевцами велись переговоры, но о чем и как, нам не сообщали. 8 ноября здание покинул их ОМОН. Неприятно. Мы узнали, что наша часть в аэропорту, остальным ребятам не удалось никуда двинуться — их заблокировали».
Я интересуюсь у Кудлина: «По силам ли было придавить дудаевцев?»
Кудлин уверен, что такая возможность была: «Если бы мы вошли в город, когда еще не были разгромлены военные склады. Все возможности тогда были, не было только команды. Будь команда, без труда взяли бы дворец Дудаева, обстановка позволяла, мы и не такие задания выполняли. Но команды не было. 9 ноября чеченцы принялись выдавливать самосвалом ворота. Подошли белобородые старцы, стали отгонять разгоряченных людей от ворот. Мы поняли, что нас бросили, ни с кем связаться не удается. Вступили в переговоры с этими стариками. Договорились: нас выпустят. Уехали на автобусе в аэропорт. Там переждали ночь, со стороны города слышалась стрельба, но кто с кем перестреливался — неясно. На другой день подогнали автобусы, мы в них погрузились и выехали в Северную Осетию. Мы понимали, что к власти приходит Дудаев. Но мы выполнили приказ и покинули Чечню».
В это время в Москве царили хаос и неопределенность. Я встретился с Андреем Федоровичем Дунаевым, ныне он руководитель солидного банка. Для него, прав Степанков, Чечня действительно не случайная территория, он проработал в Грозном шесть лет начальником уголовного розыска, потому знает, что за публика рвалась к независимости. Мы откровенно поговорили о тех событиях. В конце встречи Дунаев вручил мне свои воспоминания о тех днях. Мне остается только воспроизвести несколько фрагментов из них: