Трали-вали

Прошла неделя. Мальчишки осваивались. Синяков и ссадин уже след простыл, на лицах закрепился румянец, в глазах живой огонёк. И любопытства, и уважения, и часто горечи оттого, что многое не получается. Совсем не получается, как у наставников, у музыкантов… И губы уже болят, и спина, и пальцы… А вы думали!.. Столько всего интересного и трудного на мальчишек свалилось, жуть просто. И губы нужно вот так держать, и диафрагму, и пальцы – руки-крюки – не так, а вот так, и пальцовка тут тебе, и позиции, и нотный стан, и ноты, и октавы, и длительности нот, и паузы… Кошмар! Но интересно. И учителей много вокруг. И дядь Гена, и дядя Саша, и дядя Коля, и дядя Валя, Константин Саныч, товарищ лейтенант, который дирижёр, и дежурный по части, и помдежи, всех и не перечислишь. Мальчишки уже легко различали духовые инструменты. Знали, где, например альт, где тенор, а где баритон. Что самая кривая дудка, закрученная сильно, это валторна… Какие они – трубы, тромбон и кларнет с флейтой, мальчишки сразу запомнили, не говоря про барабаны и тарелки. Ещё узнали про бунчук, про партитуры, нотные партии, пюпитры… «Встать», «смирно», «вольно», «перерыв»… Много всего интересного, очень много. Несколько дней рот у мальчишек, в свободное время от постановки звуков на своих инструментах, совсем от вопросов не закрывался. И что это? и как это? и зачем это? и почему это?.. Главное, с чем не обратись, всегда ответ есть – в ту же секунду! – не только ответ, целый пример, пожалуйста, образец… А какую музыку они играют! – в восторге переглядывались между собой мальчишки – полный улёт, то есть отпад, эээ, классную, вкусную, красивую, громкую, чёткую, здоровскую, уматную, превосходную.

Сидя в оркестре, с заметным восторгом слушали военные марши. Музыка ведь, кто не знает, из середины оркестра совсем по-другому звучит, не то, что со стороны, доходчивее. И сверху вниз, и вдоль и поперёк тебя музыка прошибает. Словно в «Марше танкистов» сам в танке сидишь, или на штурмовике в небо взмываешь, или ракету на учебную цель ведёшь. Такие вот они доходчивые военные марши. После них всё в душе кувырком прыгает. Так и заявил Генка дирижёру на его вопрос: «Ну и как вам наша музыка, нравится, нет?»

– Нам?! – Генку можно было не спрашивать, на лице всё написано было. – О-о-о… Прямо вот, всё кувырком тут… – он указал на голову, и смутился.

– Это хорошо или плохо? – пряча улыбку, уточнил дирижёр.

– Конечно, хорошо, здорово! – Генка аж подпрыгнул, не удержался, разве не понятно. – Да, Никит? Никита!

Никита не слышал. Никита каждый раз с трудом приходил в себя, когда оркестр умолкал. Долго потому что ещё слышал в ушах победный гром музыки, где-то плавал ещё, летал… Музыканты уже и не играют, а музыка ещё звучит. Долго звучит… И совсем это не странно, в душе потому что звучит, в голове… Звучит, как мотор заведённый, как самолётный пропеллер… Здорово! На месте не усидишь… Нет, Никита себя держал в руках, а Генка не мог. В Генке всё прыгало. Рвалось наружу, особенно глаза, брови, уши – сами собой кажется двигались, щёки не отставали, руки, ноги… Трудно усидеть. Словно именно в нём весь оркестр тот играл, из него музыка наружу вырывалась… Он похоже и был тем оркестром. Хоть и маленький, но большой. Очень большой и очень сильный. Красивый и восторженный. Оркестр… Генка!

– Да-а-а… Мне нравится… – не громко говорил Никита, к чему-то в себе прислушиваясь.

– А я скоро буду так играть? – часто и всех, спрашивал Генка.

– Как вот наставник даст «добро», так и будешь. – Уклончиво отвечали все, так же отвечал и дирижёр, лейтенант.

Генка «прокисал», знал, дядя Лёня Фокин строгий наставник, он долго не разрешит… Потому что там столько нужно уметь, столько помнить и знать! Но дядя Лёня обещал – «скоро», и Генка снова хватался за свою «пикколку». С трудом расставлял пальцы на «дырках», смешно растягивал губы, косил глаза… «Не торопись. Ровнее играй. Держи звук… Так…» – требовал дядя Лёня. «Хорошо, хорошо, – подбадривал в это время дядя Гена Мальцев Никиту. – Молодец! Достаёт у тебя рука до 7-й позиции, достаёт… Не зажимай кисть, расслабь… расслабь… Вот так, ага… Звук держи, держи звук… Хорошо. И теперь, так же обратно, ровненько, целыми нотами… Не плавай… Считай про себя… Раз, два, три, четыре… Так, так, молодец…» Никита передвигал кулису, дул свои целые ноты, запоминал позиции… 1-ая, 2-я, 3-я… их 7-мь. И губы уже болят, и кисть руки тяжестью наливается, инструмент гирей висит, но… Что-то уже вроде получалось, проскакивало. Иногда. Порой… И это было в радость, восторженную радость, небывалую. Это вдохновляло и Генку, и Никиту, и наставников… «Ну вот, вот, молодцы, получается… Учитесь, учитесь, Москва не сразу строилась», дружно ободряли они.