TRANSHUMANISM INC.

Кукухосанитар, как говорили в лицее. Или кукухотерапевт. Их так называли потому, что лечили они не столько голову, сколько нестыковки и проблемы, возникающие в сложном комплексе «голова-кукуха-имплант». Сложности чаще всего решались обновлением прошивок. С головой, когда кукуха и имплант нормально работали, проблемы бывали редко. Крыше довольно трудно было сместиться в непредусмотренном направлении.

Маня избегала кукухотерапевтов. Все знали, что с ними лучше не связываться, поскольку они тоже люди, хотят выжить в сложное время, и не просто выжить, а выжить хорошо — и сразу найдут у любого кучу дорогостоящих расстройств, синдромов и болезней. Не зря слова «врач» и «врать» так похожи.

Но ее кукухотерапевт был баночником, а они не врали. Они брали много денег именно за то, что не врут.

На такого специалиста у Мани и ее мамы просто не было средств. В папин брачный контракт подобное не входило. Баночных кукухосанитаров с первого таера могли себе позволить только некоторые комики и крэперы, и про это всегда подробно рассказывали в новостях, показывая фрагменты терапевтических сессий — утомленная и фрустрированная звезда лежит в кресле-реклайнере и глядит в свои смарт-очки или на невидимый зрителю экран.

— Сессия с баночным кукухером, — уважительно пояснял журналист.

А ее кукухотерапевт был аж с третьего таера. Даже папа жил этажом ниже. Таких санитаров больше не было ни у кого. Хвастаться было бесполезно — никто все равно не поверит. Но Маня, конечно, и не собиралась никому раскрывать свой секрет.

В общем, надо было ждать звонков с той стороны. Но очки работали.

Когда папа пришел к маме с очередным семейным визитом, Маня неожиданно для себя сделала хитрую вещь — просто на интуиции. Она подключила новые очки к кукухе и настроилась сперва на висящего в маминой комнате клопа-подглядывателя, потом выбрала в меню-распускалочке позицию «AUX search», затем «renew permissions» (там все было на вражеском языке) — и наугад затыкала по всплывшим кнопкам.

После одного из тычков баночная трансляция на маму сама закоммутировалась на ее очки. И тогда впервые в жизни она увидела, как выглядит папина встреча с мамой для них самих.

Папа был одет в рваный клюквенный камзол и несвежий белый парик с короткими буклями. Он был запущенно-красив (Маня примерно так представляла себе Моцарта). Мама была моложе и привлекательнее, чем в жизни. Но общались они в странном месте — в увешанном зеркалами стойле на конюшне. Рядом переступала тонкими ногами нервная белая кобыла, косящаяся на свои множественные отражения.

Маня смотрела не на то, чем занимаются родители, а на папин камзол и парик, и силилась понять смысл такого наряда. Как папа одет? Дорого и престижно? Дешево с вывертом? Убого? Почему-то ее мучили серьезные сомнения. У нее было неприятное чувство, что папа конюх.

Маня отключилась от клопа и погрузилась в тревожные раздумья. Может быть, он проиграл на бирже и… Да нет, чушь какая. Даже если папа наряжался у себя на втором таере конюхом, это ведь не значило, что он действительно конюх. Там никаких лошадей нет, только мозги в банках…

Словно почувствовав ее мысли, через пару часов отец позвонил. И сам подключился к гостевым очкам.

Он был в том же клюквенном камзоле и косо надетом грязном парике: сидел на каменной скамейке в парке среди кустов, остриженных пирамидами и шарами, и подливал себе вина из стеклянного графина в граненый стакан. Небритый, вечно молодой, пьяный…

Но какой-то малобюджетный, что ли… Может, он там слуга?

На Маню нахлынули прежние сомнения. Папа засмеялся и погрозил Мане пальцем.

— А ты шустрая девчонка! Прямо подметки рвешь на ходу.

Маня поняла — он знает, что она подглядывала. Но папа, похоже, не собирался ее ругать.

— Запомни, Маня, когда ты смотришь на банкира, твоя кукуха может давать сбои.

— Почему?

— Потому, — сказал папа, — что у баночников нет прикрепленных QQ-кодов. Во всяком случае, таких, как у вас. Но это поправимо…

Он поднял руку и щелкнул пальцами. И тут же что-то произошло со всем вокруг.

Кусты, лавки, круглый каменный столик с графином и сам папа не изменились совершенно. Но Маня поняла, что никогда раньше не видела настолько прекрасного и ухоженного парка. Такие могли быть разве что у королей и аристократов.

Один из этих аристократов, холеный баловень судьбы, несомненный хозяин жизни, всем своим видом излучающий презрение к условностям и понятиям нижних каст, сидел на лавке и с улыбкой на нее глядел. Маня ощутила острую зависть к чужому статусу — и надежду, что если она все будет делать правильно, то к концу своего пути сможет хоть чуточку приблизиться к волшебному счастливому миру, на который ей позволили глянуть краешком глаза.

— Так лучше? — спросил папа.

Маня кивнула.

— Я рад, что наконец понравился твоему импланту. Я что хотел сказать… будь готова, девочка. Скоро к тебе подключится Прекрасный.

Маня ощутила страх.

— И что будет?

Папа пожал плечами.

— Откуда же знать. Но помни, пожалуйста, что благополучие нашего древнего рода зависит не только от меня. Теперь оно зависит и от тебя.

Маня так и не поняла, шутит он или нет.