Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь полностью

«Прочитал ещё десять лет назад «Никодима Старшего» Скалдина, — очень правильно сделали, — и вспомнил, слушая ваш «Один», вот какой вопрос. Это Вселенная или какой-то дебильный закон судьбы не даёт текстам сохраниться? Почему что-то живёт, а что-то сжигается в топке?»

Кстати, очень многие тексты Скалдина не сохранились, это вопрос правильно заданный. Понимаете, я всегда рассматривал концепцию Бога как автора, Бога как художника. Я даже, например, считаю, что такие странные книги, как диккенсовский «Эдвин Друд»… Если бы он был закончен, это был бы просто хороший роман, а так это гениальный роман, тайна веков, в которой мы всё время ищем разгадку и вечно будем её искать. То есть мне иногда кажется, что если книга не сохранилась, в этом есть какой-то промысел.

Вот тут мне пишут: «А правда ли, что Гоголь сжёг на самом деле «Мёртвые души» по ошибке? Он хотел сжечь черновики (то, что до нас собственно и дошло), а сжёг беловик».

Гоголь не такой был дурак, чтобы сжечь беловик нечаянно. Для писателя, как это ни ужасно звучит, его рукопись — это, может быть, самое дорогое, что есть в горящем доме; и если у него будет выбор — спасти хозяина или рукопись, — он, конечно, спасёт хозяина, но перед этим он сильно задумается. Так подло устроен писатель. И вот в этом есть какая-то… Конечно, никакой случайности здесь не было. Автор жжёт.

Просят лекцию по Блоку. Обязательно. Ещё вопрос: «Никогда не любил Бунина, поэтому — Бунин». Хорошо, подумаю, ещё время есть. Бунина можно, да.

«Будет ли Максим Шевченко в проекте «Литература про меня»?»

Это от него зависит. Если он захочет, то, конечно, будет. Я Макса очень люблю, Максима Леонардовича. Я считаю его при всех наших несовпадениях человеком умным, субъективно честным и талантливым поэтом, кроме всего прочего. Я просто знаю Максима много лет, поэтому я был бы очень рад.

«Ваше мнение по поводу «Рождественской песни в прозе».

Много раз я говорил, что здесь эстетический критерий, наверное, не совсем применим. Я люблю вообще Диккенса. «Рождественская песнь в прозе» — очень густая, атмосферная, во многих отношениях дурновкусная вещь, но ничего не поделаешь, атмосфера английского Рождества создана историей про этого скрягу, про Скруджа. Это великая история, и она осталась на всю жизнь, она осталась олицетворением рождественской сказки. При том, что вторая и третья повесть рождественского цикла мне уже не нравятся совсем, не нравятся их слащавость, слюнявость, многословие, но всё равно Диккенс создал английское Рождество, поэтому тут уже никакие претензии не уместны.

«Какую роль в «Мастере и Маргарите» играет Гелла?»

Думаю, что чисто декоративную, никакой сознательной, большой роли у неё нет. Ну, может быть, она — такая странная спутница Фриды, как бы тоже раздваивается. Но вообще нет, конечно. Ну просто для красоты. Роман писался для человека, который ценит бульварную эротику. Вот ему было, видимо, приятно на это посмотреть.

«С Рождеством!» И вас с Рождеством!

«Вы часто говорите про Мережковского, но ни разу не упоминали его роман, посвящённый императору Юлиану Отступнику. Почему? Вам не нравится сам роман или Юлиан?»

Миша, я этот роман считаю детским. Это первый роман Мережковского, он ещё очень пафосный. Он хорошо читается. Вот «Леонардо да Винчи» — это уже проза, видно, как он быстро растёт. А «Юлиан» — и период мне не очень интересен, и герой не очень интересен. Хотя сам роман, безусловно, в этой трилогии важен, и, безусловно, Мережковский первопроходец в жанре философского исторического романа, но сказать, чтобы мне это было сильно интересно, к сожалению, не могу.

«Пишу вам из Белоруссии. Я студент. Я начал у себя замечать почти все основные черты психопатии. Есть три варианта. Первое — что это мне хочется иметь модную болезнь. Второе — что я обычный человек с характером немного психопатическим. Третье — что я полноценный психопат, который просто социализировался и был воспитан не психами. Я со своей девушкой, с которой мы уже два года, поговорили, и она тоже думает, что это, скорее всего, третий вариант».

Нет, успокойтесь, Валера, пожалуйста. Вы не психопат. И даже скучно вам об этом говорить. Не надо вам выдумывать себе модные болезни. Вы здоровый и нормальный человек, нет у вас ничего особенного, и всё у вас в порядке. Если вашей девушке кажется, что вы психопат, то вы тоже ей скажите, чтобы она этим не увлекалась. Может быть, вы просто вести себя не умеете. Может быть, всё гораздо прозаичнее. Так и скажите девушке. А то объяснять всё психопатией, как я уже сказал, чересчур комплементарно.

Парочку вопросов ещё я успеваю взять.

«Ваше мнение о книге Новодворской «Карфаген должен быть разрушен»?»

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука