Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь полностью

За результатами только слежу. За самим конкурсом, как вы понимаете, не могу следить, потому что отвечаю на ваши вопросы. Спасибо Саше Плющеву, который написал, что мой эфир — это отличная альтернатива «Евровидению». Плющев, дай вам бог здоровья. Ну, не слежу. Я вообще не понимаю того значения, которое ему придают. Ну, это такой чемпионат по молодёжной песне. Вот победила Джамала. Ну, наверное, хорошо, что она победила, потому что песня у неё актуальная. Наверное, плохи те гадости, которые о ней говорят и пишут наши официальные представители. Наверное, раскрутка нашего исполнителя осуществлялась недостаточно качественно. Но всё это — не повод для серьёзного анализа. Меня гораздо больше интересует литература и всё, связанное с ней.

«Принижение антропософии — это у вас та же киническая ирония».

Нет! Мнение моё об антропософии совпадает с мандельштамовским: мне кажется, что это такая фуфайка для людей невежественных. И вообще антропософия штайнеровская — это непростительная высокопарность. Я допускаю, что Штайнер был человек талантливый, во всяком случае в своих лекциях он сильно воздействовал, но мне кажется, что всё-таки это очень дёшево — и по идеологии, и по оформлению. Это моё мнение.

«Безумно понравилась книга, которую вы упомянули, — «Записки гадкого утёнка». Есть ли нечто похожее и не менее воодушевляющее и успокаивающее?»

Ну, знаете, Григорий Померанц — это автор, которого трудно сравнить с кем-либо. Но если вас интересуют автобиографические сочинения, написанные с должной долей духоподъёмности и смирения, я рекомендую вам роман Андрея Синявского «Спокойной ночи». А из более поздних сочинений… Знаете, я вам рекомендую дневники и проповеди Александра Шмемана. Мне кажется, это очень интересно.

«Что вы вкладываете в понятие «друг»? Или оно может существовать только как идеализированный образ литературного героя?»

Друг? У меня довольно много друзей, это очень качественные люди. Я обычно их не теряю. Редко у меня случается, что я рву с друзьями. Вероятно, потому, что для меня главный критерий — это надёжность, во-первых, и профессионализм, тесно связанный с понятием совести, во-вторых. Я люблю людей, которые в своей профессии многое умеют, и люблю людей надёжных, не предающих.

Вопрос-полемика: «Прочла в вашей книге, что вы пишете в главе о Хлебникове…» Это книга о Маяковском, «Тринадцатый апостол» имеется в виду. Ну, на самом деле просто биография Маяковского для «ЖЗЛ», «Трагедия-буфф в шести частях». «Вы говорите о безумии Хлебникова. Не понятна практика постановки посмертных диагнозов. Как может быть безумным великий поэт? Ведь Дуганов говорил: «Где нет болезни, там есть гениальность. То есть: где есть болезнь, там нет гения».

Это мнение Дуганова мне известно, и я даже его там цитирую, как вы заметили. Я же не ставлю Хлебникову диагноз, а я просто пишу там о том, что обсуждение вопроса о том, здоров или болен был Хлебников, почти всегда приводит к неприличным по накалу критическим баталиям. Мне легче стало в том смысле, что сейчас как бы в драке на помощь прибежал старший — выходит скоро, я надеюсь, в Петербурге книга Лады Пановой о Хлебникове и Хармсе, о двух этих случаях авторского мифотворчества. Статьи Лады Пановой на эту тему многократно печатались и вызывали всегда такой же безумный наброс и такую же дикую полемику. Мне очень интересно было это прочитать.

Правда, Лада Панова разоблачает Хлебникова большей частью не как безумца (тут чего разоблачать?), а как мифотворца, как такого нового Заратустру. Кроме того, она довольно основательно разбирает его исторические, историософские теории, доказывая их абсолютный дилетантизм и клиническую графоманскую сущность (если можно говорить в математике о графоманстве). Очень интересно, как Лада Панова анализирует хлебниковское жизнетворчество именно с точки зрения постоянного мифологизаторства собственной биографии и постоянного раздувания собственной фигуры. Это не так невинно, как кажется, и не так смешно. В общем, по-моему, это достойная книга. Во-первых, мне очень смешно было её читать, потому что она очень весёлая при всём своём академизме. Подождите, когда она выйдет. Но в любом случае пока я отсылаю вас к работам Пановой о Хлебникове, просто отсылаю по-новому, потому что это интересно. Может быть, это несколько снизит ваше представление о Хлебникове как о главном святом русского модернизма.

Говорить о душевном здоровье или о душевной болезни в этом случае странно, но во всяком случае это легитимный уровень разговора, потому что безумие входит определённым образом в стратегию футуристов. И Божидар был, наверное, не совсем нормален. В общем, и Терентьев. Я думаю, что и Маяковский был таким патентованным невротиком. Просто это перестало быть состоянием болезненным, а это стало в некотором смысле нормой для Серебряного века, о чём Луначарский и писал: «То, что казалось клиническим безумием 100 лет назад, сегодня может оказаться самым адекватным выражением эпохи».

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука