Читаем Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Январь-Июнь полностью

Д. Быков― Перес-Реверте?

А. Жолковский― Нет-нет. Автор «Blow-Up».

Д. Быков― Господи боже мой!.. Кортасар?

А. Жолковский― Кортасар! Замечательнейший новеллист. Мы в XX веке…

Д. Быков― Алик, правда замечательный новеллист?

А. Жолковский― По-моему, да. Я просто XXI век уже не так хорошо знаю, и поэтому не берусь говорить.

Д. Быков― Нет, подождите…

А. Жолковский― И вообще всякого рода слова — «конец романа», «конец рассказа» — это такие модные мемы, которым не надо особенно доверять. Объявили вдруг конец романа!

Д. Быков― Про Кортасара — это отдельная тема. Нет, роман живёхонек, с романом всё хорошо.

А. Жолковский― А сколько кричали «конец романа»?

Д. Быков― Мне просто кажется, что хороший рассказ труднее написать, чем хороший роман.

А. Жолковский― Вот и старайтесь.

Д. Быков― На маленьком пятачке крайне сложно это сделать.

А. Жолковский― Правильно. Ну да, труднее. «Писать трудно, брат», да?

Д. Быков― Да, «difficile à écrire».

А. Жолковский― Я не знаю. Они ведь были «серапионы». Они, наверное, по-немецки это думали?

Д. Быков― Нет, они это выдумали вообще.

А. Жолковский― Выдумали, да? Не то что кто-то сказал у Гофмана, нет?

Д. Быков

― Нет, по-моему, они это выдумали, да.

А. Жолковский― «Писать трудно, брат». Ну, трудно. Вот и хорошо.

Д. Быков― «Как относился Солженицын к вашей версии о том, что Ленин — это Бендер?» Ну, имеется в виду…

А. Жолковский― Солженицын не дожил до этой моей версии.

Д. Быков― Он не читал эту публикацию?

А. Жолковский― Ну, эта публикация создана где-то в последние десять лет, а не раньше.

Д. Быков― А, то есть он просто не знал?

А. Жолковский― Я написал это, так сказать, задним числом.

Д. Быков― Ну, мы поясним не читавшим, что речь идёт об анализе вставки, так называемой «сплотки» глав «Ленина в Цюрихе».

А. Жолковский― Да, это замечательная книжка.

Д. Быков― По-моему, это единственный текст Солженицына, который вы оцениваете высоко. И «Кочетовку», конечно.

А. Жолковский― Я очень высоко ценю «Кречетовку»/«Кочетовку» и очень высоко ценю «Ленина в Цюрихе». Не хочу ничего плохого сказать про всё остальное. Но тут опять возникает вопрос масштаба. В «Ленине в Цюрихе» удалось… Ну, это был 1975 год, ему это нужно было, видимо, как-то и коммерчески — он только что был выброшен из России, надо было что-то издать, видимо. Он сам оказался в Цюрихе. Короче говоря, была издана эта замечательная книжечка с ленинским портретом. Как я написал: «Если бы её подложить в киоск…» Как это? Киоск гос…

Д. Быков― …печати.

А. Жолковский― «…Госпечати, то никто бы её и не заметил». По-моему, очень удачно, потому что Солженицыну удалось спроецировать в образ Ленина свои собственные черты такого матёрого одинокого волка-диссидента, борца несколько истеричного и так далее. А ведь лучшие результаты получаются, когда автор в героя умеет вложить много от себя.

Д. Быков― Я, грешным делом, спросил Наталью Дмитриевну [Солженицыну], что она думает об этой статье.

А. Жолковский― Я её не спрашивал, хотя я с ней был когда-то хорошо знаком (в последнее время меньше). Но я говорил с Сараскиной, которая с ней очень дружит, и она биограф Солженицына. Она сказала, что они как-то вместе читали, и вроде бы им понравилось.

Д. Быков― Он сказала: «Он никогда этого не отрицал». То есть он всегда утверждал, что авторские черты действительно туда вложены.

А. Жолковский― Минутку! Сейчас мы говорим не про авторские черты. Вопрос был про Бендера.

Д. Быков― Да.

А. Жолковский

― Статья «Бендер в Цюрихе» — так она называется?

Д. Быков― «Бендер в Цюрихе», совершенно верно.

А. Жолковский― Её прочитала Наталья Дмитриевна, и они обсуждали с Людой Сараскиной.

Д. Быков― И что?

А. Жолковский― И Сараскина мне пересказывала, что вроде бы им понравилось. Я очень рад.

Д. Быков― Васюкинские черты.

«Горький и Лимонов пишут в основном на собственном опыте. Кто, на ваш взгляд, сильнее как прозаик?» Это хороший вопрос!

А. Жолковский― Хороший вопрос. Но мне Лимонов как-то ближе по эпохе, по возрасту, по духу и так далее. Мне кажется, что Лимонов — прозаик совершенно изумительный. Поэт он просто, по-моему, абсолютно первоклассный, а прозаик тоже очень хороший в своих лучших вещах — просто крепкий, интересный, сильный, мужественный. Мы здесь отвлекаемся от его идеологических…

Д. Быков― Да. Но как новеллист он, по-моему, ещё сильнее.

А. Жолковский― Я не уверен, что… Скажем, мне даже его лучшие романы — «Эдичка» и «Подросток Савенко» — нравятся больше, чем его лучшие рассказы — например, «Красавица, вдохновлявшая поэта».

Д. Быков― Про Мандельштама.

Перейти на страницу:

Все книги серии Один

Похожие книги

Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 2

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.Во второй части вам предлагается обзор книг преследовавшихся по сексуальным и социальным мотивам

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука