Транссибирская магистраль. История создания железнодорожной сети России

Хотя Транссибирская магистраль за годы войны успела повидать уже немало людского горя и жестокости, то, что происходило во время отступления белых, невозможно описать словами. Отступление стало безобразным, кровавым эпизодом в истории, причиной гибели тысяч людей и невыразимых человеческих страданий, вызванных невероятным бессердечием членов всех воющих армий. Поскольку теперь линия на всем протяжении была двухпутной, а в западном направлении движение не осуществлялось, южный ход был оставлен для обычных составов, а северный, по которому обычно шли поезда, направляющиеся в Москву, был зарезервирован для скоростного приоритетного транспорта Колчака и его свиты, в которую входили жены офицеров и возлюбленная адмирала, Анна Тимирева. На самом деле называть эти поезда «скоростными» неправильно, поскольку даже те, кто имел преимущество на дороге, двигались мучительно медленно, учитывая состояние железных дорог, урон, нанесенный войной, и дефицит угля. На другом пути разворачивалась настоящая трагедия: тысячи охваченных паникой людей бежали от стремительно наступавшей Красной армии. Из-за нехватки топлива поезда еле ползли, если вообще двигались, и когда пар переставал образовываться, паровозы оказывались парализованными, так как на холоде трубы замерзали и лопались. Насосы на водонапорных станциях не работали, и пассажиры выстраивались в цепочку, чтобы вручную наполнить паровозный котел водой — трудоемкий и медленный процесс. Еды и топлива, чтобы согреться, не хватало. Даже те, у кого были деньги, не могли ничего купить, поскольку местные крестьяне отказывались брать омские бумажные рубли, требуя за свои товары золото и ценности.

На тракте — старой, заброшенной почтовой дороге, часто проходившей параллельно железнодорожным путям, по которой нескончаемым потоком двигалась грязная измученная толпа военных и штатских, — картина была не менее ужасающей. Здесь основную массу составляли беженцы из самых бедных слоев общества — крестьяне, гнавшие с собой немногочисленную тощую скотину, сироты и нищие, у которых не было денег на билет или чей поезд не мог двигаться дальше: «Путники на тракте смотрели на поезда, как потерпевшие кораблекрушение люди, находящиеся на плоту, смотрят на проходящий мимо пароход, зная, что он их не подберет»^{179}.

Самые чудовищные страдания выпали на долю тех, кто ехал в «тифозных поездах». Когда разразилась эпидемия, паника распространилась по всей магистрали. Когда подозревали, что в прибывавшем на станцию санитарном поезде есть тифозные больные, «железнодорожное начальство делало все возможное, чтобы пропустить его без остановки, совершенно не принимая во внимание, что пассажирам необходима помощь, продукты или лекарства. Часто люди, оказавшиеся в изоляции, умирали целыми вагонами»^{180}

. Трупы раздевали и, поскольку они быстро деревенели на морозе, складывали, как дрова, и оставляли до весны, чтобы похоронить, когда земля немного оттает. В одном только Новониколаевске красные, войдя в город, насчитали 30 000 погибших. По одной из оценок, во время отступления белых по Транссибу умерло около миллиона человек, и основная масса — от тифа.

Хотя Колчак не видел в пути всех этих ужасов, ему это не помогло. С его стороны было ошибкой довериться чехам, которые все еще контролировали западные участки дороги.

Через месяц после отъезда, по прибытии в Мариинск, расположенный в 965 км от Омска, Колчак получил от чешского офицера — простого подпоручика транспортной службы, подчинявшегося приказам сверху, — распоряжение перевести эшелоны Верховного правителя с приоритетной на общую линию. Чехи, делавшие все, чтобы их собственные войска получили доступ к скоростной линии, по мере продвижения на восток становились все более непопулярными среди местного населения и поэтому хотели публично отмежеваться от проклинаемого всеми Верховного правителя[152]. Тот факт, что Колчаку понадобилось целых семь эшелонов, каждый из которых был так тяжел, что его тащили два паровоза, в то время как даже царь довольствовался одним, а Троцкий двумя, только подливал масла в огонь[153]

. Промучившись неделю в ползущем еле-еле поезде, преодолевавшем в день всего несколько километров, взбешенный Колчак совершил серьезную ошибку, отправив Семенову телеграмму, в которой приказывал остановить продвижение чехов к Владивостоку, при необходимости взрывая на Забайкальской линии мосты и туннели. Не говоря уже о том, что, по сути, это решение было равнозначно объявлению войны, оно к тому же было равно самоубийству, поскольку блокировало дальнейшее продвижение на восток самого Колчака.

И, что было хуже всего, телеграмма, хотя и зашифрованная, попала в руки чехов.