Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве

Теперь я совсем не спала по ночам. Вот бы мне бабушкино снотворное! Может, рассказать все маме? Она остановит упертую Верку, придумает, как спасти Веркину маму, и мы не совершим свои кошмарные злодеяния. И нас не посадят на нары!

Веркину маму вылечат, мы сдадим экзамены, поступим в институт, выйдем замуж и родим малышей. Впереди у нас будет прекрасная и удивительная жизнь, а не колония и тюремное прошлое.

Но… маме я сказать побоялась… И Верку предать тоже… Какие мозги у тринадцатилетней дурочки? Правильно — никаких.

А Верка ожесточенно толкла снотворное в ступке. Потом щепотку развела в воде. Снотворное не растворялось! То есть совсем! На дне стакана плавали кусочки таблеток, посверкивая ярко-желтой нерастворимой оболочкой.

— Черт! — сказала Верка. — Все против нас!

— А если… ну, получится! Нас быстро вычислят! И первым — твой папа!

Верка хмыкнула:

— И что? Он на МЕНЯ донесет? Позволит, чтобы меня, его дочь, посадили?

Верка беспечно махнула рукой.

Но со снотворным мы решили не связываться. Во-первых, таблеток было мало, всего пять. Может не хватить, чтобы наверняка…

А во‑вторых: как их подсыпать, если они нерастворимые? Да и к тому же тоже горчайшие. Верка проверяла — лизнула воду в стакане.

— Крысиный яд! — вдруг выкрикнула Верка. Его запросто можно купить в любом хозяйственном. Ну и…

И мы поперлись в хозяйственный. Яда для травли крыс было навалом. Катышки, порошок, комочки и жидкости.

— А они горькие? — спросила Верка у продавщицы.

Я ткнула ее в бок.

— И что, если горькие? — удивилась продавщица. — Мышей жалеете? Боитесь, что им не понравится?

— Ну… — попыталась выкрутиться я. — Если горькие, вдруг жрать не будут?

— А я не пробовала, уж извините! — отрезала продавщица. — И вам не советую!

И она засмеялась.

Мы тоже хихикнули — ну, чисто две дурочки!

— Возьмем порошок — так удобнее, — шепнула мне Верка.

В гости к новой жене Веркиного отца мы решили пойти днем, чтобы его не было дома.

Дверь нам открыла высокая и крупная женщина. Она была красива красотой броской и необычной. Какой-то цыганистой, что ли?

Чернющие волосы, очень черные глаза, большая грудь, крутые бедра и полные ноги.

Цветастый халат был полураспахнут, и вся эта пышная, горячая и изобильная красота вываливалась и выпирала наружу.

Женщина смотрела на нас не мигая.

— Здравствуйте! — пискнула Верка. — Я — Вера, а это — Наташа. Мы пришли к вам… познакомиться!

Женщина громко вздохнула, внимательно нас оглядела и, наконец, кивнула:

— Ну… проходите.

В голосе ее было большое сомнение: а стоит ли вообще впускать этих дур?

Мы осторожно прошли. В квартире было душно и пахло пряно: духами, пудрой, полиролью для мебели и жареным луком.

Жестом она предложила пройти на кухню.

В большой сковородке что-то шкворчало, в кастрюле кипело, чайник свистел, заполняя тесное помещение паром.

Мы сели. Кухня была оклеена яркими обоями в перламутровых розах. На потолке висела хрустальная люстра. На кухне? Да еще и в такой тесноте? Мы с Веркой переглянулись.

Кастрюли были красными, чайник — ярко-зеленый, клеенка — сиреневая, а занавески — оранжевые.

«И как она тут не сошла с ума?» — подумала я.

Женщина села напротив и уставилась на нас:

— Ну и что вы мне скажете?

Мы поежились под ее взглядом.

Верка нашлась.

— Вот, пришли познакомиться! — повторила она. — А то как-то… мой папа живет… ну, с вами! А мы незнакомы!

— Да? — удивилась она. — А ты что, страдаешь? Ну, что мы незнакомы?

Верка смутилась и пожала плечом.

— Ладно! — сказала хозяйка и прихлопнула ладонью по столу. — Пришли, так пришли.

Я увидела разноцветные кольца на ее крупных пальцах, сверкали камни — фиолетовые, малиновые и зеленые.

«Ну и вкус! — поразилась я. — Наверное, точно цыганка».

— Лилия, — нехотя представилась она. — Будете чай? Или кофе?

Мы захотели кофе: как-то это по-взрослому.

На кухне запах кофе, и он перебил остальные запахи.

Кофе она налила в крошечные чашечки. От него шел горячий пар и одуряющий запах. На поверхности дрожала густая светлая пенка.

Мы пили кофе, а хозяйка смотрела на нас.

Верка исподлобья бросала на меня беззащитные взгляды: что делать-то, а?

А что я могла ей сказать? Втайне я радовалась, что планы наши в очередной раз срывались.

Хотя эта Лилия симпатии не вызывала. И жалости тоже.

— А папа скоро придет? — вдруг спросила Верка.

Тут зазвонил телефон. Лилия схватила трубку в виде красной лаковой туфли на каблуке — скользкую, дурацкую, пошлую и неудобную — и посмотрела на нас.

— Слушайте, девочки! Если вы ждете папу, — она усмехнулась, — так подождите в комнате! А то у меня дел по горло!

У Верки загорелись глаза. Я вздохнула.

Мы пошли в комнату. Комната поражала сверканием: обои с золотом, картины в золоченых рамах, витрина с фигурками, пузатые вазы с искусственными цветами. Гипсовые ангелочки, и снова хрустальная люстра — куда больше, чем ее кухонная сестрица!

В общем, безвкусица, мещанство и ужас! Мы с Веркой снова переглянулись.

Пышная Лилия удалилась на кухню.

Верка вскочила и бросилась в смежную комнату.

— Спальня! — шепнула она и достала из кармана пакетик с крысиной отравой.

— Стой на шухере! — кивнула мне подруга.