Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве

– Сам иди, – вредно сказал Колька. – Мы тоже не знали. Пришел дед с лопатами, и мы стали копать. Тут он как заорет: «ВОН! Тикайте!» Я чуть не обоссался. А он лег на землю и руками туда под бомбу… сам весь белый… потом встал и говорит: «Ребята, вы уже большие. Бегите к магазину, звоните по ноль два. Скажите, что так и так: в парке нашли немецкую авиабомбу тип эс цэ пятьдесят. Запомнил? Я так и сказал. Меня сперва слушать не хотели. А Прокопич как знал. Если не поверят, скажи, мол, послал меня старшина отдельного саперного батальона Цыганков. Я сказал. Приехали солдаты и откопали эту бомбу, вот с полчаса как оцепление сняли.

Я стоял убитый всем этим. Я все проспал! Это же я ее нашел! И даже краем глаза не видел, какая она – бомба!

Я повернулся и пошел домой. Слезы просто вытекали из глаз. Я не хотел реветь… это выходило само собой.

Навстречу мне вышел папа. Он присел на корточки вытер платком нос и глаза.

– Это ты нашел бомбу?

Я кивнул.

– Вот что, сын, ты ж понимаешь, это дело не женское. Не будем маме говорить. Ладно? Женщины ведь не понимают, что бомбы уже нет. Что она пролежала больше двадцати лет и не взорвалась… Сейчас скажешь ей, знаешь, как она нервничать будет?

Я помотал головой.

– Очень сильно. А нам это не нужно. Ты ж не хочешь, чтоб она тебя в парк вообще не пускала?

Я кивнул.

– Ну вот. Пусть это будет нашей тайной.

Информация о бомбе пробыла тайной всего несколько часов. Мы жарко обсуждали с ребятами событие. По всей улице катилась новость. Нам завидовали мальчишки всех дворов. Парк был трижды перекопан, потом. Но бомб больше не нашлось. Маме о бомбе рассказала тетя Таня. Мама бледнела, ахала. Потом с ней о чем-то поговорил папа. Я не знаю, потому что играл в салочки. Потом папа ушел к Прокопичу, и они там разговаривали о войне, о бомбах и о том, что стоим на страже Родины… и пусть ей будет хорошо. И чтоб водка не дорожала. Я примчался на веранду к Прокопичу. Во рту было сухо, как в пустыне, а перед папой стояло как раз полстакана воды.

Я схватил эту воду и одним махом вытянул все до донышка. Я не видел вскочившего Прокопича, я видел только распахнутый рот папы, его руку, и почувствовал, будто внутри меня взорвалась та самая бомба.

Что дальше? Папин палец во рту. Я давлюсь, и какая-то гадость вылетает из моего горла на траву… дальше туман…

На следующий день утром я проснулся как ни в чем не бывало. Ничего не помню. Даже про бомбу я вспомнил потом, когда побежал в парк и нашел там здоровенную ямищу. Долго смотрел на нее, вспоминая, когда это ее успели откопать?

Потом я все вспомнил: и шепот Прокопича, и рассказ Сережки и Кольки про солдат, как бомбу доставали, пока я спал. А что было потом? Я решил сходить к тете Тане и Прокопичу.

Тетя Таня ушла за керосином в лавку. Лавка в Новом поселке. Мы с мамой тоже туда ходим. Керосин нужен для керосинки. На нем варят суп и жарят макароны с котлетами.

Я догадался, что тетя Таня пошла за керосином, потому что керосинка разделена на две части. Верхняя с тряпками лежит на веранде и воняет, а нижнюю тетя Таня помыла, и она сохнет на крылечке. И бидона, в котором хранится керосин, нету. Все ясно. А Прокопич ширкает в сарае рубанком. Я люблю смотреть, как он стругает. Из рубанка завивается душистая золотая стружка. Если ее жевать – чуть-чуть сладкая.

Я пришел в сарай.

– Привет, алкоголик! – сказал Прокопич. – Голова не болит?

Я помотал головой. Ничего не болит.

Прокопич принялся щепочкой выковыривать из рубанка забившуюся стружку.

– Как же это тебя угораздило вчера отцовский стакан опростать?

Я пожал плечами.

Не помню ничего. Да мне это и неинтересно. Я проснулся один. Папы нет, мамы тоже. Они уехали на работу. На столе нашлись жареные макароны с котлетой и кружка с чаем, тоже остывшим. Все это было накрыто полотенцем – от мух. Я хотел есть. Я люблю макароны. Они толстые и с дыркой. А котлета магазинная. Это мама вчера из Москвы привезла. Я вспомнил, как в доме пахло жареными котлетами, когда проснулся вечером.

– Как это ты лихо полстакана водки хватанул! Неужели не зажгло? – Я помотал головой. Ну чего он смеется?

– Дя Прокопич! А это я бомбу нашел.

– Ребята сказали… Бог вас бережет. Плывун-то ее вишь куда утащил – метров на двадцать.

– А какая она была?

– Здоровенная, тебе аккурат по самый пупок. Взрыватель сломанный оказался.

– А куда ее увезли?

– На полигон, наверное, там взорвали.

– А это где?

– Не знаю. Где-то. Секрет.

– А почему?

– А от таких, как ты – больно любопытных.

Прокопич начинает сердиться. Он все выковырял из рубанка.

– Ты поел?

– Да.

– Ну, иди, гуляй.

Как я бросил курить