Травяной венок. Том 2

Когда посланная тобой маленькая похоронная процессия появилась в Риме, она вызвала переполох. Весь город высыпал навстречу, плача и вырывая у себя волосы. Неожиданно война стала реальностью. Уже больше никто не смог бы счесть ее частным делом. Моральный дух упал, сразу же, с молниеносной быстротой. Пока тело консула не очутилось в форуме, я думаю, все и каждый в Риме – включая сенаторов и всадников! – считали эту войну синекурой. Но вот здесь лежит Лупус, мертвый, убитый италиком на поле боя всего лишь в немногих милях от самого Рима. Ужасен был тот момент, когда мы выбежали из Гостилиевой курии и стояли, глядя на Лупуса и Мессалу – ты ведь приказал эскорту раскрыть их тела еще до того, как они достигнут форума? Держу пари – Ты велел!

Во всяком случае, все в Риме впали в траур, везде темные и мрачные одежды. Все мужчины, оставшиеся в сенате, носят sagum[14] вместо тоги и всадническую узкую полоску на тунике вместо latus clavus.[15]

Курульные магистраты сняли знаки своей должности, и даже сидят на простых деревянных скамьях в курии и в своих трибуналах. На закон о роскоши намекают при виде богатых одежд и украшений. От полной беззаботности Рим кинулся в противоположную крайность. Куда бы я ни пошел, везде люди громко выясняют, действительно ли мы стоим на пороге поражения.

Как ты увидишь, официальный ответ касается двух отдельных вопросов. О первом решении я лично сожалею, но меня задушили криком во имя крайней необходимости для нации. А именно: в будущем все и всяческие жертвы войны от последнего рядового до командующего будут погребаться по возможности с соблюдением обряда на поле боя. Ни один из них не должен быть возвращен в Рим из опасения, что это может дурно повлиять на моральный дух. Ерунда, ерунда, ерунда! Но они захотели, чтобы было так.

Второе дело гораздо хуже, Гай Марий. Зная тебя, я хотел бы, чтобы ты прочел это раньше, чем официальный текст. Лучше уж я расскажу тебе без лишнего шума, что палата отказалась передать тебе верховное командование. Они не смогли абсолютно обойти тебя вниманием – им не хватило бы на это храбрости. Вместо этого передали командование совместно тебе и Цепиону. Более ослиного, идиотского, бесполезного решения они не могли бы принять. Даже назначить Цепиона выше тебя на его полную ответственность было бы остроумнее. Но, я полагаю, ты будешь управляться с ним в своем неповторимом стиле.

О, как я был зол! Но беда в том, что оставшиеся в палате, в большинстве прилипнувшие к заду овцы куски высохшего помета. Хорошая чистая шерсть – на поле боя, или как я. Эти люди заняты своей работой в Риме, но здесь нас горстка в сравнении с количеством этого дерьма. В данный момент я чувствую себя почти ненужным. Филипп баллотируется на это место. Ты можешь такое вообразить? Было достаточно скверно иметь с ним дело как с консулом в те ужасные дни, которые привели к убийству Марка Ливия, но теперь он еще хуже. И всадники в комиции кормятся из сальных рук. Я писал Луцию Юлию, чтобы он вернулся в Рим и занял место консула suffectus,[16]

заменив Лупуса, но он ответил, что слишком занят, чтобы покинуть Кампанию хотя бы на один день, а нам пожелал разобраться на месте самим. Я делаю все, что могу, но, говорю тебе, Гай Марий, я становлюсь слишком старым.

Разумеется, Цепион станет нетерпим, когда услышит эти новости. Я попытаюсь распорядиться курьерами так, чтобы ты узнал это раньше него. Даю тебе время решить, как ты поступишь с ним, когда он, как павлин, станет красоваться перед тобой. Могу только дать тебе один совет: поступи с ним в своей манере.»