Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

Солнечным утром я нахожусь на улице незнакомого города. Я перехожу через дорогу к старому особняку, перед которым лежат десятки крупных амфор самых разных размеров. Их достали с античных кораблей, потерпевших крушение около 4200 г. до н. э. По форме они напоминают женское тело и еще хранят внутри остатки вина, которое залили в них тысячи лет назад.

Затем я стою в очереди с группой людей внутри этого дома. Несомненно, они выстроились в ожидании короткой аудиенции у Далай-ламы, живого Будды! У каждого человека есть около 5 секунд чтобы подойти и присесть рядом с Учителем, затем встать и отойти – будто бы он дает им сосуд Шакти.

Теперь моя очередь. Я немного запинаюсь. Все остальные двигаются так плавно. У меня подгибаются колени, когда я сажусь. Он пока ни на кого не смотрит, затем глядит на меня с лучезарной улыбкой! Он покачивает головой, видя мою сущность «понимающим взглядом». Большая слеза катится по его щеке. Я вижу свое отражение в этой слезе. Я не знаю, что делать. Он предлагает мне взять листок бумаги и нарисовать схему из двух линий, делящих лист на три части: прошлое, настоящее и будущее. Он чертит ее в воздухе. В конце он говорит, что «это должно позволить тебе чувствовать себя более безопасно». Я просыпаюсь глубоко взволнованным.

Это прекрасное сновидение стало для Майка началом его понимания того, что Юнг подразумевал под Самостью. У него было много глубоких ассоциаций. Амфоры в форме женского тела он связал с увлекательной телепередачей о найденных сокровищах древних кораблей, затонувших в Средиземном море. С Далай-ламой, живым Буддой, он ассоциировал свое духовное путешествие в Индию и неудачные попытки найти гуру, которому он мог бы доверять. Теперь он доверял процессу своей терапии и собственному бессознательному. С «понимающим взглядом» Будды он ассоциировал то, как он ночами часто стоял, глядя на своих спящих мальчиков, и чувствовал такую переполняющую его любовь, что слезы наворачивались на глаза. Сияющее зеркало этих слез – теперь пролитых в сострадании великим Богом/человеком – вернуло его себе (отразило его), вернуло ощущение, что он любим, находится в безопасности, и он был глубоко тронут этим.

Схема Далай-ламы в конце сновидения озадачила нас в то время и до сих пор остается загадкой. Две вертикальные линии, определяющие прошлое, настоящее и будущее, кажется, заключают настоящее в центр, чтобы выделить его и связать эту область с ощущением безопасности. Прочитав книгу Даниэля Стерна «Момент присутствия в психотерапии и повседневности» (Stern, 2004), я задним числом склонен думать, что, возможно, это отсылка к «вечному сейчас», которое бывает доступно нам в такие моменты истины, когда kairos пересекается с хронологическим временем. Стерн отмечает, что греческий chronos

является «объективным и количественным» видом времени, используемым в науке и психологии. В нем «настоящий момент всегда в движении. По мере своего движения настоящее пожирает будущее и оставляет за собой прошлое… По сути, настоящего нет» (Stern, 2004: 5). С другой стороны, kairos обозначает субъективность настоящего – некий неопределенный момент, ускользающий от хода линейного времени или трансцендентный ему. Он соотносится с нужным или подходящим моментом (высшим моментом) для «действия, которое должно быть предпринято сейчас, чтобы изменить судьбу этого человека» (Stern, 2004: 7). Мы могли бы думать о kairos как о том благоприятном моменте, когда открывается то, что «между мирами». Тот момент в сновидении Майка, когда он увидел себя отраженным в слезе живого Будды, вероятно, был как раз таким.

По мере продолжения нашего аналитического приключения образы фемининности все чаще появлялись в сновидениях Майка. В частности, этот сон привлек наше внимание: