Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

Стоит подробнее остановиться на идее, что Симпатия – это мать «забытого ребенка» Майка. Если мы представим, что Симпатия и вновь обретенные «благочестивые» чувства Майка по отношению к матери могут отражать образ надежной ранней привязанности к матери в детстве,

то это означает, что в такие «моменты» «ребенок», который теперь заново появился в материале сновидений (по крайней мере, в потенции, что означает беременность), получает поддержку. Если, как советует Юнг, мы будем думать об этом забытом ребенке не только как о детском я

Майка, но и как о таинственном и нерушимом личностном духе или душе, то сможем сказать, что процесс сновидения возвращает потерянную душу Майка обратно в его тело – назад к его психосоматическому единству. Как и в мифах, рассмотренных в главе 2, где полубожественный/получеловеческий ребенок покинут или в изгнании ввиду угрозы со стороны мужской фигуры, наделенной властными полномочиями, он тем не менее остается в целости и сохранности (скрываясь в Египте, закрытый щитами даймонических танцоров или возвращающийся к жизни в рыбацкой сети). В сновидении Майка ребенок был в целости и сохранности, подрастая в утробе «Симпатии».

Эта тема потерянного мальчика, которого он зачал в прошлом с женщиной, возникала несколько раз. Одним из наиболее запоминающихся был сон, который мы потом стали называть сном о «блудном сыне», имея в виду известную притчу из Нового Завета (Лк. 15: 11–32). В ней Иисус рассказывает о двух сыновьях, один из которых является послушным и «хорошим», а другой тратит свое наследство на разгульную жизнь, а затем ведет одинокую нищенскую жизнь в изгнании. Тем не менее отец в этой притче (отображающей страстное стремление психики к интеграции и целостности) ждет его обратно и приветствует по возвращении домой. Майку приснился такой сон:

Я в составе подразделения полиции, преследующего юношу, которому примерно 8 или 9 лет – возраст моего сына Вилли… Он выглядит как афганский ребенок, отверженный, голодающий, потерянный. У него в руке старая газета. Этот мальчик ускользает от нас в течение многих лет, но теперь, когда мы схватили его, я в замешательстве. Он смотрит на меня умоляюще и говорит: «Пришло время?»… – неуверенно протягивая мне газету. На первой полосе статья об этом потерянном мальчике и о том, как сильно его отец хочет его возвращения… он был потерян или брошен, или похищен! Газета рассказывает его историю. В тот момент я вглядываюсь ему в глаза и понимаю, что это мой сын! (Как будто он был ребенком моей старинной подруги, которая забеременела от меня.) Я переполнен чувствами. Все, что я могу сказать, это: «Я люблю тебя». Я тянусь к нему и просыпаюсь на моменте этого объятия, глубоко взволнованный.

Главной темой этого сна является мотив возвращения домой. Майк очень волновался, когда рассказывал его, понимая, что возвращение мальчика после долгой разлуки представляет собой возвращение потерянной части его самого – открытого, нуждающегося, ранимого и полного стыда восьмилетнего внутреннего ребенка, который был в изгнании в какой-то истерзанной войной чужой стране, полной угнетения и насилия, подобной Афганистану под властью талибов. «Новость», которая передается в сновидении через образ газетной заметки, что отец этого мальчика (недавно интегрированное Эго Майка) хочет вернуть его из этой «другой» страны (из бессознательного). Подразумевается, что он ждал в течение долгого времени этого возвращения, но только недавно была написана «история» о его бедственном положении, то есть только недавно Майк это осознал. Опять же старинная подруга (ранняя встреча с фемининностью) является «источником» этого ребенка. Очевидно, что жизнь была не та без него, но Майк не знал, как много он потерял, пока эти сны не донесли это до него во всей полноте.

Регрессия и восстановление старой защиты