Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы

Одновременно возможность неудачного течения войны требовала от нацистов мер по сокрытию преступлений. Еще летом 1942 г. началась «акция 1005», в ходе которой места массовых расстрелов раскапывались, а трупы сжигались. Теперь реализация этих мер интенсифицировалась. Обратим внимание, что лагерь смерти Белжец был закрыт в середине декабря 1942 г., поскольку после уничтожения не менее 440 тыс. человек здесь не осталось места для захоронений. Еще полгода ушло на утилизацию трупов. В Треблинке к этому же времени, как указывалось выше, были убиты и погребены более 700 тыс. евреев, т. е. почти в 2 раза больше. По мере захоронения в специальных ямах трупы обливались хлорированной известью, однако это не могло предотвратить ни разложения, ни ужасного запаха. С. Вилленберг приводил рассказ заключенных «зондеркоммандо»[72]: «Между слоями трупов – хлор. Спустя некоторое время он вызывает брожение, и через верхние слои газ выходит наружу. Эсэсовцы веселятся, посылая заключенных во рвы, где те тонут в разложившемся мясе» (с. 235). Ужасающий трупный запах стоял не только во всем лагере, но и в округе. Дошло до того, что в конце октября он вызвал беспокойство даже у военной комендатуры г. Остров, в 20 км от Треблинки. Военные докладывали, что трупы евреев захоронены не должным образом

[73].

Согласно свидетельству М. Коритницкого процесс сжигания начался уже в конце ноября 1942 г., однако, видимо, речь шла о недавно убитых. Я. Верник утверждал, что выкапывание «старых трупов» началось в первые месяцы 1943 г. С. Вилленберг связывал это непосредственно с последствиями мартовского визита в Треблинку высокопоставленного нациста, принятого за Г. Гиммлера (возможно, это был А. Эйхман). Изначально в специально вырытой яме были установлены рельсы, на которые выкладывали трупы. Они сжигались с помощью дров, бензина и специальных мехов, позволявших подавать воздух. Однако такая технология была малоэффективной. Тогда, по свидетельству Я. Верника, решили прибегнуть к методу соревнования между группами заключенных, занимающихся утилизацией тел: «На специальных табличках ежедневно записывали количество сожженных. Но результаты все же были неважные. Трупы обливались бензином и сжигались. Это стоило дорого, а результат был слабый. Мужчины почти не горели. ‹…› Это было ужасное зрелище. Самое ужасное, что человеческие глаза когда-либо видели. Когда сжигали беременных женщин, то живот лопался, ребенок вываливался и таким образом горел на трупе матери» (с. 182–183).

Подобные соревнования также мало помогали делу, поэтому основной способ избавления от трупов оказался следующим: решили сжигать на поверхности земли, дабы обеспечить поступление кислорода. На специальных бетонированных столбах крепили железные рельсы, получалась металлическая решетка. Сверху клали трупы, причем женщин и детей старались поместить сбоку или сверху, так как они горели лучше. А. Гольдфарб свидетельствовал, что «таких печей после его отъезда на моих глазах выстроили 5 больших и одну маленькую. Располагали их у ям»[74]. Для раскопки ям использовался специальный экскаватор. Эта картина не ускользнула от глаз обитателей «нижнего лагеря». Как вспоминал С. Вилленберг, «по всему лагерю стал распространяться смрад от гниющих и горящих трупов; бульдозер не прекращал работу, мы видели части человеческих тел, летевших в воздухе. Из зубов бульдозера

[75] свисали струны, которые на самом деле были кишками человеческих тел» (с. 298). После утилизации ¾ захоронений, по словам Я. Верника, нацисты устроили праздник: «Ковш экскаватора, выкапывающего наших братьев, перестал работать, его перевернули и подняли вверх, теперь он выглядел как башня, которая гордо стремится в небо. Они стреляли в воздух, после чего началось пиршество. Пили, шутили, забавлялись. Нам тоже кое-что досталось – несколько дней отдыха» (с. 195).

Естественно, весь этот процесс заметания следов был хорошо виден местным жителям. Так, заключенный трудовой Треблинки Ю. Лукашек свидетельствовал: «Наш лагерь находился в двух километрах от еврейского, тем не менее запах был невыносим»[76]

. Узник В. Шейнберг подтверждал: «Над лагерем почти в течение года стояли столбы черного дыма. Ночью зарево печей было видно за десятки километров. Кругом стоял невыносимый запах горелого мяса и запах разложившихся трупов, который шел от могил при их раскопке». А местный житель К. Скаржинский вообще заявлял, что при сильном ветре запах гари можно было почувствовать и за 30 км[77].