Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы

Приготовления к восстанию возобновились в июле, когда Треблинки достигли новости о поражениях вермахта в Северной Африке и на Восточном фронте, а также о вторжении союзников в Италию. Теперь оргкомитет возглавлял инженер Галевский из Лодзи. Среди других новых подпольщиков были доктор Лейхерт (или Ляйтнер) из Венгрува, заменивший Хоронжицкого, молодой капо из «придворных евреев»[111] варшавянин по имени Монек, бывший лейтенант чехословацкой армии Рудольф Масарек

[112].

Было решено попытаться вновь украсть оружие со склада. Склад находился рядом с домами, где жили эсэсовцы, поэтому незаметно попасть туда можно было только днем, когда немцы отсутствовали. В случае успеха восстание требовалось поднять немедленно: пропажу оружия могли обнаружить. Кроме того, все понимали, что эсэсовцев и вахманов лучше атаковать в рабочее время, когда они рассредоточены по лагерю. Однако днем не только эсэсовцы и охранники, но и узники работали в разных местах. Поэтому возникла необходимость расширения подпольного комитета – так, чтобы в каждой бригаде была своя «ячейка». В июле подпольная организация насчитывала уже около 60 человек. Тем не менее руководители подполья колебались и откладывали назначение даты восстания.

Тем временем Ж. Блох и А. Фрейдман создали и возглавили подпольный комитет в «верхнем лагере». Как правило, в лагерях уничтожения та часть, где находились газовые камеры, была наглухо изолирована от рабочей зоны. Однако в Треблинке какая-то связь между «верхним» и «нижним» лагерями все же существовала. С. Кон писал о Ж. Блохе, что тот «был душой восстания, и даже когда его перевели в другую бригаду, все планы и проекты все равно посылались ему на утверждение, несмотря на огромный риск»[113]. Ж. Блоху и А. Фрейдману удалось наладить связь с «нижним лагерем» через Я. Верника. Представители подполья заверили его в своей поддержке, но от ответа на вопрос о точной дате восстания все же уклонились: «Они утверждали, что нужно держаться, чтобы не потерять надежды, и ждать» (с. 191).

Участники подполья в «верхнем лагере», как и их товарищи в «нижнем», разбились на группы – по пять подпольщиков в каждой из рабочих бригад. Историк И. Арад полагал, что общее число заговорщиков среди членов «зондеркомманды» могло (как и в рабочей зоне) достигать нескольких десятков человек[114]. Предполагалось, что в момент восстания каждая пятерка нападет на ту группу эсэсовцев и охранников, которая ближе всего к ним (как правило, в рабочее время в этой части лагеря находилось 4–6 немцев и менее 10 вахманов). В качестве орудий подпольщики собирались использовать топоры, вилы, лопаты, а затем вооружиться огнестрельным оружием, отобранным у нацистов.

Но работы по извлечению и сожжению трупов подходили к концу, новые эшелоны приходили крайне редко, а сведений о дате восстания все не поступало. В конце концов подпольная группа «зондеркомманды» передала Галевскому ультиматум: немедленно назначить восстание на первые числа августа. В противном случае подпольщики «верхнего лагеря» угрожали начать действовать самостоятельно. По мнению И. Арада, именно эта настойчивость «группы Блоха» сыграла решающую роль в том, что подпольщики решились, наконец, на восстание[115]

. Они опасались, что в случае неудачного выступления «зондеркомманды» нацисты уничтожат всех узников Треблинки. Кроме того, Галевскому и его людям также было очевидно, что лагерь вскоре будет закрыт, а заключенные убиты.

Есть и другие версии того, что же послужило решающим толчком к назначению даты восстания. Так, Т. Гринберг упоминал, что нацисты стали привозить в Треблинку большие обтесанные камни – и узники решили, что там будут строить большой крематорий: «По лагерю распространились слухи, что эта печь будет предназначена для поляков, пришло их время, так как евреев в живых почти не осталось. ‹…› Все сошлись на одном: ни в коем случае мы не позволим соорудить эту печь»[116].

В самом конце июля оргкомитет собрался на свое последнее заседание и назначил восстание на понедельник, 2 августа. Понимая, что после побега нацисты организуют погоню и что уходить от преследования легче ночью, руководители подполья решили начать действовать ближе к концу рабочего дня. Относительно намеченного времени в показаниях выживших узников существуют некоторые расхождения: по словам Р. Глацара, восстание было назначено на 16 часов, Т. Гринберг, В. Шнайдман, С. Вилленберг говорят о 16:30, С. Кон – о 17 часах, Я. Верник – о 17:30[117].