Требуется Баба Яга

Первая: никогда не оставляй раненого врага. Всегда добивай. Враг может вернуться в два раза злее, чем был до этого.

Вторая: собирай информацию, ибо борец действительно смертелен. Но только для людей. Я же отделаюсь лишь головной болью, хотя и достаточно сильной для того, чтобы пару дней не показывать нос из избушки.

И третья: если уж взялась готовить яд, то готовь его сама, а не покупай у знахарок.

Я принюхалась еще раз – знаю эту ведунью. Слабая, но вредная старуха, живет в Верхних Заразах. И с зельем напартачила – сварила борец, а нужно было только довести до кипения и сразу снять с печи.

Я размяла в руках лист подорожника, приложила его к ране и, хромая, направилась к избе. Ковылять по ночнoму лесу, смердя кровью, было по меньшей мере неприятно. И страшно. Пару раз услышав отдаленный вой волка,торопливо и с опаской меняла направление.

Я ввалилась в избу и, споткнувшись о порог, чуть не прoехала носом по полу. Крес обернулся, осмотрел меня с головы до ног и прищурился. Руки легли на рукояти топоров.

– Кто?

Один вопрос, заданный ледяным тоном, отбил у меня желание ерничать или юлить.

– Мара.

В лицо пахнуло еловой хвоей. Боль разлилась по телу и исчезла. Я задрала подол сарафана, выставив на обозрение филейную часть бедра,и оторвала от кожи присохший лист подорожника – рана затянулась. И голова не болелa. Я чувствовала себя прекрасно. Неужели страж поделился со мной жизненной силой? Не стоило, я бы и так не умерла. Максимум, провалялась бы пару дней в лихорадке.

– Спасибо, - выдавила сквозь зубы и, опустив подол, прошла к столу.

Берес внимательно посмотрел на меня и снова задремал, уютно устроившись у печи. Только настороженно поднятые уши говорили о том, что пес следит за происходящим в избе.

Крес кивнул. Ласковая улыбка, от которой кровь в жилах превратилась в лед, вдруг заиграла на его губах:

– Кажется, мне больше не нужно искать предлог, чтобы заявиться в деревню.

***

Наша процессия вызвала у заразцев дикий восторг. Даже больший, чем приезд Царя-батюшки прошлым летом. История была та еще: приспичило человеческому правителю осмотреть свои владения. Прибыл он в Заразы как полагается – в богатой колеснице, с десятком конников и стрельцов в охране. А как раз накануне гроза прошла, хорошая, дождь стеной стоял. Вот карета в грязи и застряла. Пока всем миром ее вытаскивали, возок погнули, колесо вовсе оторвали, а одна из породистых лошадей ногу подвернула. К закату карету кое-как починили, жеребцов перепрягли, царя из повозки вытащили и на красные половики поставили. Одного не учли: подивиться на государя пришли не только люди, но и нечисть. Изнеженные конюхами скакуны любопытных волкодлаков учуяли и с перепугу понесли, раскидав по сторонам и своих наездников, и стрельцов,и самого царя. И чего испугались, спрашивается? Клыкастые даже не подходили – из-за околицы подглядывали.

В итоге в селении до сих пор трудятся несколько чистокровных хромых рысаков, в доме у старосты красуется на самом видном месте накидка из-под седалища Царя, а злосчастную дорогу от греха засыпали камнями. Теперь Царьградские по ней не ездят, потому как у карет колеса трескаются. Выдерживают только грубые сельские телеги, с впряженными в них тяжелoвозами – только эта лошадка может протащить по острым булыжникам воз с поклажей.

Все население Зараз сейчас высыпало на дорогу, ведущую к избе кузнеца. Мы шли, словно по живому коридору. Впереди тяжело ступал Берес и, нагнув голову к земле, посматривал на людей из-пoд бровей черными углями глаз. За ним шел Крес, прямой, как стрела. Одной рукой он сжимал рукоять серебряного топора, одновременно прижимая к бедру заговоренный меч, спрятанный в кожаные ножны от любопытных глаз. Второй рукой крепко держал меня за плечо. Я еле успевала переставлять ноги. Опустив глаза, всеми силами изображала испуг красной девицы перед статным и грозным мужем. Бабы качали головами и громко жалели меня, а мужики засматривались на лодыжки личины, которые от быстрого шага не успевали прикрываться подолом сарафана.

Я не просто не глядела по сторонам – я слушала запахи. Это оказалось труднее, чем думала. От такого огромного количества народа, поднимавшего пыль лаптями и сапогами, забивался нос, от ароматов лука, вяленой рыбы и пьяной воды слезились глаза, а от гомона гудела голова. Разобрать хоть что-то полезное в мешанине звуков и запахов было невероятно трудно.

По мере того, как мы подходили к дому кузнеца, народ заполонил всё прилегающее пространство, с интересом ожидая исхoда нашего триумфального появления.

– Неужто свататься пришел, – донесся до меня удивленный голос.

Сразу поднялся гам, в котором я не смогла разобрать ни слова.

– Дак ведь женат уже, вроде. Худая какая, болезная! Того и гляди отдаст душу.

– Марка говорила, шо она его лягушатиной кормит. Α выходит, шо это он ее этим потчует.

– Да ну, брешет! Если б потчевал, была бы не такая сухонькая. Аки тростиночка!

Я взглянула на Креса и снова опустила голову – по каменному лицу стража невозможно было понять, слышал он разговоры или нет.