Трехчастная модель, или представления средневекового общества о себе самом

Одно из этих двухчастных делений привлекло внимание людей книжной культуры, которые в эпоху Каролингов задумывались о распорядке вещей и прямыми наследниками которых были Адальберон и Герард (как г. де Торка, менее осознанно, наследует Луазо: будем помнить о явлениях преемственности и последействия, которые оказывают решающее влияние на долгую эволюцию идеологических образований и переплетение которых распутывать нелегко). Они принадлежали к Церкви. В их глазах христианское общество делилось надвое: «порядок» и «простонародье», как говорил Тертуллиан; одна часть, упорядоченная, — духовенство; другая — народ. И эта основополагающая структура, учрежденная божественным законом, отсвет глубинного распорядка, отделяющего небо от земли, дух от тела, в свой черед отзывалась на порядке «прелатов», правителей, требуя разделять начальствующих в Церкви, епископов, и «следующих затем», как говорит Бонифаций, начальствующих над народом. Так что в конце концов эти два способа бинарной классификации перекрещиваются, поднимая, с одной стороны, держателей власти над остальными, с другой — духовенство над народом. Две ступени, две функции. Но второе различие на верхней ступеньке лестницы стирается: на небе, каким созерцает его Герард Камбрейский, Иисус Христос, который через структуры родства подчинен Отцу, принимает на себя и священническую, и царскую функцию.

На разделении двух функций, священнической и царской, останавливаются все те концепции социально-политического порядка, следы которых до нас дошли и которые, воспринятые каролингскими прелатами, занимали воображение Герарда и Адальберона. Современные историки, изучающие эти вопросы, называют такое разделение «геласианским». Папа Геласий (492—496) действительно провозгласил его перед императором Анастасием: «То, что прежде всего правит миром, двойственно: священная власть понтификов и могущество царей

»[121]. Две «особы», две роли; две сферы действия; два порядка, которые должно различать «благоразумие», — как повторяет вслед за Цицероном Геласий: modestui utrtusque ordmis, благоразумие сохранять оба порядка. Две обязанности, самостоятельные, хотя и связанные между собой: императоры нуждаются в епископах для спасения души; епископы ждут от императоров мира на земле. Они, однако, не равны: два слова, выбранные для обозначения двух функций, подчеркивают иерархию — auctoritas, власть, potestas, могущество; иерархия эта вытекает из самого устройства вселенной, которое, поместив небо наверху, землю внизу, учредило верховенство клира. Так образуется трещина между начальствующими. Но она проходит дальше, через все общество, поскольку «власть», как и «могущество», передается ниже: взрослые мужчины, не рабы, свободные, граждане, выстраиваются таким образом в две отдельные группы в зависимости от того, носят ли они оружие; среди граждан одни сражаются, другие, безоружные, иным способом содействуют поддержанию божественного порядка.