Трепет

В одну из прогулок Федор забрел в магазин за газировкой и встретил на кассе одноклассницу, с которой он практически не общался в школьные годы. Перескочить на другую кассу Федор не решился, зато попытался притвориться беспамятным, но Ася, встретившись взглядом с вечным отличником, сбросила хмурость, широко и розово заулыбалась, а потом начала повизгивать про сто лет, которые они не виделись, про то, что она вот понемногу подрабатывает в свободное время, да еще про то, что Федор явился неожиданно, потому что все были уверены, что он в столицах своих обжился и позабыл про город родной и про друзей закадычных в придачу. Федор зачем-то соврал, что приехал ненадолго на юбилей или, может быть, годовщину, а еще постеснялся-постеснялся да и пробормотал, что, к невероятному сожалению, крайне спешит и надеется еще пересечься, а, возможно, и собраться всей старой, никогда не существовавшей компанией. Затем он занялся спортивной ходьбой, а остановился только спустя несколько неочевидных поворотов, окончательно уверовав в то, что здесь Ася его не догонит.

Федору самому было смешно, но еще и нервно: он не готовился отвечать на вопросы, причем даже собственные, тарабанившие по черепу с самого возникновения идеи жесткой перезагрузки. Раз уж возвращение, то в теплое озеро ностальгии – никаких больше колебаний, никакого течения – Федор декларировал про себя и вслух, что устал, нарочно обходясь без дополнений. С той прогулки Федор тоже пришел измотанным, скорее, от осознания того, что город и не думал принадлежать ему одному, а значит в нем снова появились места, которые Федору придется обходить стороной, если только он не захочет вскрыться, причем неизвестно, в какой из дефиниций.

7.

Повсюду ходили слухи, и так было всегда. Они болтались вразвалку во всю ширину раздольных дорог этого города, так до конца и не вылупившегося из степи. Местным жителям слухи заменяли культурные и увеселительные мероприятия, не предусмотренные бюджетом. Слухи можно было запускать нарочно, чтобы кому-нибудь навредить, а можно было и по случайности: в десятом классе Федор рассказал самым близким друзьям про свою несостоявшуюся потерю, а на следующий день вся школа была засыпана панчами на этот счет. Слухам не полагалось верить вслепую, однако совсем игнорировать их не получалось даже у самых мудрых: в тот же день ОБЖшник приказал всем встать по причине ослиного гогота, а потом ехидно заметил, что у Федора хотя бы на этот раз получилось.

Годы шли, а слухи ходили: обновленный Федор не встревал, а все-таки сталкивался со слухами, усевшимися рядом с ним в трамвае, просочившимися через наушники, пока грузился следующий трек, протянутыми вместо сдачи продавщицей фарша на рынке. Но есть у них и проверенные каналы. После очередного занятия с Платоном Федор вместе с учеником спустился во двор, где того уже ждала Лизка, вроде как болевшая и в связи с этим пропустившая последние два испанских. Федор успел неодобрительно покачать головой, Лизка успела пропищать: «Ой, здрасьте!» – а затем парочка ретировалась, оставив преподавателя в состоянии легкого недоумения и как будто бы стыда, словно это он сам ничего не учил, прогуливал занятия, да еще и ни капли не покраснел, оказавшись лицом к лицу с репетитором. Недоумение же было вызвано самим фактом прогулки Платона с Лизкой, дружбу которых он до этого считал не более чем самым обычным приятельством. Его не смущал ритуал Платона, начинавшего каждый урок с вопроса «?Como esta Liza?²», на что Федор улыбался и отвечал: «Esta muy bien, no te preocupes³». Тем более Федора не смущало, что Лиза розовела и прятала взгляд, когда он сравнивал ее с Платоном или просто вспоминал о нем в ходе занятия. Возможно, его бы заставил призадуматься настойчивый кашель Льва Сергеевича, да только тот постепенно проникся доверием к педагогу и все реже присаживался к ним за стол, предпочитая лежать на кровати и на солидной громкости смотреть что-нибудь, изобилующее воплями и стрельбой.

После очередного занятия с Платоном Федор вместе с учеником спустился во двор, и прямо со скамейки ему поведали, что с Лизкой Платону гулять было запрещено, а его родители Льва Сергеевича не уважают настолько, насколько могут ненавидеть друг друга представители провинциальной интеллигенции и провинциального предпринимательства. Как это все относилось к детям, непонятно, но шекспировский сюжет есть шекспировский сюжет, поэтому Платон, обуваясь в прихожей, тараторил, что с другом Гришей они идут играть в волейбол, а Федор стоял и удивлялся после совсем недавнего «No me gusta el deporte⁴».