Третье отделение на страже нравственности и благочиния. Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.

«В продолжение двадцатилетней его службы, — продолжал автор записки, — он из бедного состояния приобрел значительное богатство и теперь содержит на аренде железоплавительные заводы г. Осокина, находящиеся в Вятской губернии […] Веймарн имеет одно только звание блюстителя законов и правосудия, в самом же деле он почти вовсе не занимается службою, но своими оборотами: содержит под чужим именем почтовые станции, торгует винами и пр. Он показывает вид, будто намерен оставить должность, но между тем увеличивает свой капитал и торгует правосудием. Все сие подтвердить может местное купечество и прочие сословия»[307].

Казалось бы, вскрыт нарыв, обличен стяжатель, и возмездие должно свершиться. Однако ответ министра был весьма категоричен: «[Веймарн] доныне известен был мне совсем с противоположной стороны. В бытность мою в 1824 году в Вятке для ревизии, я довольно коротко узнал его. Хотя он и имеет обеспеченное состояние, но чтобы стяжал оное какими-либо непозволительными оборотами и средствами, о том ни слухов, ни жалоб до меня ни от кого не доходило; улучшение же состояния своею бережливостью и не противными чести мерами благоразумных распоряжений ни в каком случае никому в порок поставлено быть не может»[308].

Система защиты довольно специфичная: вы слышали, что он взяточник, а я такого не слышал, значит, он чист. «Веймарн по определению должности своей, как тогда был мною замечен, так и ныне продолжает быть усердным, деятельным и попечительным о скорейшем ходе дел, имея к тому нужные к отправлению звания Прокурора сведения и способности, в чем удостоверяют меня дела управляемого мною министерства, по коим я могу судить о действиях прокуроров и степени заботливости каждого из них по должности; а потому помещенное в означенной записке изъяснение, что будто бы Веймарн вовсе не занимается службою, есть несправедливое», — опровергал жандармские суждения министр юстиции[309]

. В ответе сквозит явное раздражение, недовольство жандармскими измышлениями, на которые министерство должно было реагировать.

Шеф жандармов периодически сообщал во всеподданнейших отчетах о подозрениях на лихоимство чиновников различных ведомств.

В 1829 г. в отчете Третьего отделения в числе порицаемых мер нового министра внутренних дел А. А. Закревского упоминалось изменение кадрового состава медицинского департамента, из которого были уволены опытные чиновники. Новые служащие, по мнению шефа жандармов, «внесли путаницу в дела», а поскольку «это одна из наиболее доходных областей, то в нее проникает больше интриг». В результате А. А. Закревский «облек своим особым доверием двух известных и всеми презираемых взяточников гг. Дьяконова и Кусовникова. Недавно он назначил еще директором этого департамента некоего Швенсона, который тоже не пользуется хорошей репутацией»[310].

Критиковался министр юстиции: «Канцелярии министра и Сената полны взяточников и людей неспособных, и министр вынужден сам рассматривать всякое сколько-нибудь значительное дело. Дашков жалуется на то, что он бессилен уничтожить все это лихоимство, не будучи в состоянии уследить за всем лично и не имея возможности положиться на прокуроров, которые все закрывают на это глаза. Что касается общего хода дел, то лихоимство и применение ложных принципов внесли в него такую путаницу и воздвигли на его пути столько препятствий, что необходимо его преобразовать на новых началах»[311]

.

О Главном управлении водных и сухопутных сообщений: «Все единодушно сходятся на том, что управление этой отраслью государственного хозяйства находится в самом скверном состоянии. Лихоимство и взяточничество — там обычное явление, а отчетность — в хаотическом состоянии»[312].

Если чиновники роптали на высшую полицию, то простой народ видел в жандармах защитников. В феврале 1827 г. в Пензенской губернии Наровчинский городничий разбирался с сообщением о том, что уездный землемер Пекарский списал у своего знакомого текст секретной инструкции А. Х. Бенкендорфа жандармскому полковнику Бибикову[313]. Объяснения Пекарского интересны восприятием этого документа. Он считал, что инструкция дана Бибикову «насчет преследования им и открытия законопреступных действий по части гражданского правосудия, и о прочем», и кроме того, «инструкция не заключает в себе ничего противного не только закону благочиния и нравственности, […] только обуздывает по злоупотреблению власти неблагомыслящих людей», и он даже ходил в земский суд для «удостоверительной выправки, нет ли таковой инструкции в том суде»[314]. Тайные намерения властей по преследованию злоупотреблений в судах казались ему очень созвучными чаяниям простых людей.