Третье отделение на страже нравственности и благочиния. Жандармы в борьбе со взятками и пороком, 1826–1866 гг.

Поездка Воейкова оказалась более удачной для дела следствия. Нагрянув в имение к Шабловской, он отобрал переписку, „бывшую в ее шкатулке“. В числе подозрительных депеш оказалось письмо от провизора Таганской аптеки Ф. Гекена, в котором тот убеждал „согласиться на деланные им ей предложения“, обещая, что тогда она „поедет из Москвы в великолепном экипаже“. Таинственные пассажи найденных писем дали основание для ареста Шабловской. Она была доставлена в Москву, где „сделала сознание“[575]. Госпожа Шабловская указала на некую С. Лукович, польку из дворян, сделавшую ей предложение „зазвать Чернова в гости, напоить его допьяна, подсыпать усыпительного порошка и в это время воспользоваться его билетами сохранной казны, которые он по привычке всегда имеет при себе“[576]. За помощь та обещала 7 тыс. руб. Шабловская утверждала, что отвергла сомнительное предложение и даже хотела предупредить Чернова об опасности. Не советовал доверять Лукович и Гекен. В том письме он называл ее „запазучной змеей“ и предостерегал верить „этой ветреной Венере“

[577].

Немедленно была найдена и арестована Лукович. У нее был сделан обыск, и „вся переписка ее захвачена“. Полька созналась в плане „обобрать Чернова, нисколько не покушаясь на его жизнь“, и указала, что главным инициатором плана и действующим лицом был помещик Орловской губернии Телепнев. За ним был немедленно отправлен частный пристав.

Допрашивая Лукович, полиция установила, что ей 31 год, в Москве находится более восьми лет, „сначала жила в компаньонках, потом снискивала себе пропитание рукоделием и, наконец, была на содержании у одного купца, имея с ним любовную связь“, а со смертью его „содержит себя сбереженными деньгами, отдавая их за проценты взаймы“[578]

. По ее словам, именно Телепнев предложил „нанять в Сокольниках дачу, поместить на оной девиц вольного обращения, заманить туда Чернова, которого страсть к женскому полу была ей известна, устроить пир, напоить его допьяна, всыпать ему в вино усыпительный порошок и, когда уснет, взять билеты сохранной казны“[579].

Естественно, Лукович изображала из себя жертву. По ее словам, именно Телепнев, „чтобы завлечь Лукович к исполнению его плана и взять у нее денег, он, смеясь, сказал, что тысяч на сто билетов Чернова можно оставить у себя, тогда она будет богата, и он может на ней жениться“[580]. Не поддаваясь чарам искусителя, она якобы советовалась с Шабловской, не стоит ли донести о нем правительству, но та предложила „обождать и вызвать к себе Чернова“.

18 декабря тридцатитрехлетний отставной штаб-ротмистр Николай Николаевич Телепнев был привезен в Москву, 19 декабря допрошен следственной комиссией. 20 декабря Телепнев сознался.

Свои показания он давал следственной комиссии в присутствии московского обер-полицмейстера, „по увещании священника и при тщательных убеждениях Комиссии к показанию истины“. В деле зафиксировано: Николай Телепнев, „придя в чистосердечное раскаяние, сознался и объяснил“, что „машина, которая 9-го октября была привезена в квартиру коллежского регистратора Ивана Андреева Чернова, была сделана по моему плану, для отсылки главнокомандующему в Крыму войсками кн. Горчакову, как модель, чтобы он мог употребить другие в большем размере против неприятеля“[581].

Далее следовало детальное описание изготовленной машины: „Сначала был сделан ящик, с перегородкою, и вложен в деревянную шкатулку; в ней утверждена скамеечка, на ней поставлена запаянная медная кастрюлька, для помещения в нее пороху, к кастрюльке проведены два пистолета дулами, а замками к одной стороне наружного ящика, и когда в кастрюльку был бы насыпан порох и заряжены пистолеты, то при выдвигании крыши наружного ящика, взведенные курки пистолетов должны были произвести выстрел и воспламенить порох, долженствовавший быть в кастрюльке, и потом взрыв всей машины“[582]

. Своим следователям Телепнев пообещал позже описать подробнее устройство машины и даже сделать ее модель, видимо искренно считая себя автором полезного изобретения.

Как видно из его дальнейших показаний, патриотический порыв вскоре остыл, и для борьбы с врагом приспособление не было использовано. „Когда машина была совершенно устроена, то она находилась долгое время без заряда, потому что отсылать ее к кн. Горчакову мне показалось дорого и бесполезно, так как я не был уверен, что она будет принята для желаемого мною употребления, подобно тому, как прежде посылаемые мною к разным должностным лицам проэкты и изобретения оставались без внимания“[583], — продолжал Н. Телепнев. Свои дальнейшие шаги он объяснял мотивами морального свойства: „Почему не зная, что делать с упомянутою машиною и не находя лучшего употребления для нее как послать ее к дворянину Чернову, известному мне по слухам с самой дурной стороны“[584].