Третья молодость

В Махдии я познакомилась с Саси, молодым арабом, любившим Польшу и поляков. Он подумывал даже насчет жены польки, но мы ему втолковали, что ни одна польская девушка никогда не привыкнет готовить обед, стоя на коленях. Телевизор у арабов стоял на половине высоты стены, а огонь разжигали обязательно на уровне пола. Мамаша Саси, дама прогрессивная, обучала меня подкрашивать глаза хной – делала она это одним легким движением, не глядя в зеркало, а по-французски говорила лучше меня.

Откровенно говоря, что касается языков, единственное утешение – мои дети. Ежи поехал в Алжир, более или менее ориентируясь в немецком. Французский он учил перед отъездом три месяца. На месте поднажал, ложась спать, словарь почитывал, а когда я приехала к ним, языком владел уже хорошо. Почти трехлетняя Каролина, самый послушный ребенок, какого мне доводилось видеть, входя куда-нибудь, непонятно каким образом знала, что следует сказать, – «добрый день» или «bon jour».

Махдия расположена на плоскогорье за хребтом Атласских гор. У самой пустыни. Я вывозила ребенка на природу, пытаясь найти какую-нибудь зелень, и однажды Каролина меня основательно изумила. Мы уже возвращались, когда я услышала, как моя внучка произносит какое-то странное слово.

– Непееехайалаба, – повторяла она над моим ухом. – Непееехайалаба...

Боже милостивый, о чем это она?! А девочка твердила свое все настойчивее. Я не могла понять, в чем дело, пока не увидела наконец араба. Он шел в стороне, далеко от дороги, и даже при большом моем желании «переехать» его наверняка не удалось бы.

Новое арабское строительство меня потрясло. Наше по сравнению с ним – сборка швейцарских часов. Святую правду написала я об этом в «Сокровищах». Вот еще несколько деталей. Сквозные щели вокруг оконных рам в квартире моих детей достигали четырех сантиметров, а лестницу я из любопытства обмерила: каждая ступенька была разной высоты, двух одинаковых не найти, а если такое и случалось, то не подряд. Спускаться следовало осторожно, ибо нога то глубоко проваливалась, то неожиданно оказывалась под подбородком, а перила шатались. Здание было ультрасовременное – достижение нового строя.

Мои взгляды выкристаллизовывались все четче, набираясь новых аргументов. Можно согласиться с глупым утверждением: в разных странах нашего лагеря все похоже, ибо мы граничим друг с другом, принадлежим к одной этнической группе, одним словом, мы – братья славяне. Даже на демократических немцев оказали влияние, а зараза пошла от русских, отсюда и общий идиотизм. Но Алжир с нами не граничит, и славянской души я не углядела ни в одном арабе. Поэтому причина генерального кретинизма, по-моему, совсем иная. Проявления же совершенно знакомые и, возможно, даже более разительные.

В Алжир я попала в ноябре, то есть в осенне-зимний сезон, и оказалась над уровнем моря повыше Закопане. Моросил дождь. Где-то, очевидно, лило изрядно, потому как, добираясь до столицы, мы угодили в настоящее половодье. По шоссе бурлила река выше осей колес, по обочинам шоссе стояли арабские дети и показывали, где кончается асфальт. Об остановке и думать не приходилось. Я присмотрелась, откуда вода. С расположенных выше бескрайних виноградников стекали потоки густой жижи темно-коричневого цвета, насыщенной глиной.

– Послушай, сын, почему же они куда-нибудь не отведут воду? – спросила я со злостью. – Обычная мелиорация, и вопрос решен!

– А зачем? – саркастически ответил сын. – Ведь такие наводнения случаются всего два раза в год, в остальное время сухо. Зачем же утомляться? А виноградники и так скоро исчезнут – пустыня наступает, песок все поглотит.

Наверное, и в самом деле поглотил. В тот раз я видела у шоссе поля проса. А когда довелось ехать той же дорогой через полтора года, никакого проса уже и в помине не было. Поля засыпал песок, длинными языками подбираясь к асфальту. Я не в курсе, как обстоят дела теперь, может, и шоссе уже засыпало.

Старые французские фермы превратились в руины, очаровательные виллы, окруженные зелеными садами, постепенно ветшали, некогда обрабатываемая земля пустовала. Да, этот строй все приводит в соответствующий вид...

С продуктами проблем не было. Даже с мясом. Совершенно ошеломленная, я обнаружила, что эту страну поголовного овцеводства снабжают бараниной, импортируемой из Новой Зеландии. На бараньих тушах стояли печати – не ошибешься. Кроме баранины, продавалась конина, говядина. Колбас и копченостей, естественно, никаких, зато птица – пожалуйста. Правда, с ней происходили таинственные вещи.

Ивона закупала птицу, как правило, в одном магазине, насколько это помещение вообще можно было назвать магазином. И однажды, без всяких на то рациональных причин, мы получили в подарок полтора килограмма куриных крылышек, шеек, печенок. Араб не взял денег и не желал никакой другой платы. Мы так и не уразумели смысла этой благотворительной акции, что не помешало нам с удовольствием слопать подарок.