Человек не производил впечатление бывавшего под обстрелом, ему явно был более свойственен профессорский путь. На нём были вельветовые брюки, синяя рубашка с воротником на пуговицах и очки в проволочной оправе, а слегка взъерошенная седина напоминала пух на птичьей груди.
-Благодарю вас, мистер Гарднер. Зовите меня Боб.
-Что ж, входите. А я Гарри. Мне очень приятно будет поговорить об отце.
-Мне,– Боб упомянул имя,– так и сказал.
Упомянутый человек был редактором вашингтонского бюро «Ньюсуика» и через него Боб условился о встрече с его другом, поскольку первая книга редактора называлась «
Гарднер провёл Боба в хорошо обставленную старомодную гостиную, раскрывающую удивительную протяженность дома, а отсюда в кабинет, весь заставленный книгами. Он был преподавателем в юридической школе Джорджтаунского университета в нескольких кварталах отсюда.
-Садитесь, пожалуйста. Кофе или покрепче чего?
-Нет, благодарю.
-Я наслышан, что вы в одиночку едва не победили во Вьетнаме.
-Нет, сэр. Моей задачей было вернуться домой более-менее целым. Все действительно храбрые люди погибли там.
-Уверен, что вы скромничаете. Я слышал шёпот о «великом».
-Этому шёпоту следовало сказать «везучий старикан».
Гарри рассмеялся.
–Отличный ответ. Но давайте о папе. Вы хотели узнать о папе – так вот, он также был героем, но по-своему.
-Я понимаю. Что привело меня к вашему отцу – так это несколько упоминаний о нём в книге «
-Папа никогда не терял людей. Ни один из агентов, работавших под легендой Боссуэлла, не был арестован, заключён и не подвергался пыткам. Он всех вернул назад и очень, очень этим гордился.
-Да, сэр. Ему следовало быть гордым.
-Но скажу я вам, Боб, папа также был очень скрытным. Поверьте мне, я знаю. Я пытался написать его биографию и перерыл всё: все бумаги, все заметки, все дневники, все неоконченные романы – но он ничего не посвящал бумаге, так что когда я рос здесь, в этом доме, говорила только мама. Он никогда не приносил работу домой, что можно и по другому выразить: он почти никогда не был дома, проводя в Лэнгли по восемнадцать часов в сутки.
-Понимаю.
-Не знаю, смогу ли я вам помочь. Я попросту ничего не знаю. Вот если бы вы пояснили мне, что конкретно вам нужно?
-Да, сэр,– ответил Боб. –Есть некоторая вероятность того, что где-то на земле до сих пор живёт человек, чья биография является легендой, сконструированной вашим отцом и до сих пор не раскрытой– что ещё раз доказывает гениальность вашего отца.
-Разве его нет в реестре сотрудников Агентства?
-Если и есть, он вполне мог убрать себя оттуда. Этот тип тот ещё коварный пёс.
-Ладно. А имя его есть у вас?
-Вы посмеётесь, но он умер в 1993 году, судя по документам.
-Хью Мичем! Да, Хью был способен на что-то в этом духе. Хью был лучший. Мой отец любил Хью, он был идеальным агентом: отважным, коварным, невероятно смелым но абсолютно не похожим на Джеймса Бонда, которого папа презирал. Хью был умным, но никогда не умничал. Ему не нужно было признания или славы, сама работа была ему лучшей наградой. Он был похож на священника, иезуита. Яркая личность, но без мачизма и лишнего юмора. Много раз Хью сидел в кресле, в котором сейчас сидите вы, пил мартини с водкой, смешанные моей матерью, а его красавица жена Пегги вот там. Папа и моя мать были тут, на диване, и все четверо хохотали как гиены.
-Хью, видимо, был интересной личностью.
-Пожалуй, и сейчас остался – если под свои восемьдесят пять лет он жив ещё.
-Восемьдесят два. Родился в 1930м.
-Шпион старой школы. Рос во Франции, говорил по-русски, по-французски и по-немецки безупречно. Был среди лучших выпускников Йеля, выказал дар к разведке.
-Похоже на него.
-Я не могу сказать вам ничего особенного насчёт Хью. Ни Хью, ни папа не говорили ни о чём особенном. Такова была их дисциплина: не разглашать и не доверять бумаге. И журналистам они не доверяли, хоть папа и сам побывал журналистом.
-Тут речь больше о складе ума. Я хочу сказать, что ваш отец мог иметь некую технику сочинения легенд. От случая к случаю всё менялось, но всё равно были какие-то тенденции, шаблоны – общая техника. Может быть, вы знаете что-то об этом? Представляете, какова она могла быть или догадываетесь, и в таком случае смогли бы вы дать мне какие-то намёки, которые я мог бы использовать в дальнейших поисках?
-Не буду спрашивать вас, зачем. За вас поручились правильные люди и вы стойко сражались за свою страну, потому я откровенен с вами.
-Я рассказал бы, если бы мог. Благодарю, что не вынудили меня лепить враньё.