Давайте перейдём туда, откуда всё началось – благо, что я точно знаю, когда моё подсознание объявило мне об этом решении и жизнь моя закрутилась вокруг этой оси. Но к этому времени подсознание моё вгрызалось в этот вопрос уже на протяжении нескольких месяцев, пытаясь приспособить новые сведения, усмотреть новые варианты, иные зацепки в некое подобие связанного плана, который мне следовало сконструировать до того, как начать наполнять содержанием. Что-то в королевстве шло не так, и если этого не остановить – королевство рухнуло бы, хоть никто пока не распознал этого и не существовало терминов, в которых было бы возможным обсудить этот вопрос. К тому же времени как нужный лексикон проявит себя – судьба наша будет уже определена, обрекая нас на исчезновение. Верь вы в это – вам пришлось бы действовать, а промедли вы – многие люди были бы уничтожены, пусть даже их система взглядов и не позволяла всем им понять ваших мотивов.
Местом, откуда всё завертелось, была вечеринка в Джорджтауне у Уина Стоддарда, в захудалом месте на западной стороне Висконсин-авеню, где он с семьёй жил в старом, замшелом кирпичном доме, выкрашенном в жёлтый цвет для отпугивания термитов. Сад его словно сошёл со страниц пьесы Тенесси Уильямса: неухоженный, заросший и гниющий в сырости. Жалкая попытка обмана? Весьма близко к этому – соглашусь я и на этом оставим сад в покое.
Шла вторая половина октября года Господа нашего одна тысяча девятьсот шестьдесят третьего, два с половиной года эры Кеннеди, Камелота нашей эры и происходящее здесь было ничем большим нежели вечеринкой коллег. Тут плющи из Тайных служб планового управления собрались, чтобы распустить волосы (фигура речи: мы в то время коротко стриглись) и сбросить пар служебных склок, соревнований и плетения интриг, употребив в изобилии джина или водки (в качестве антропологической заметки скажу, что мы не приветствовали цветные напитки) ради смазки конкурентного трения в конторе. В некоторых стаканах была и пузырящаяся шипучка, заедаемая лимонными вафлями – мартини, считавшееся необычным делом в нашем кругу рыцарей-крестовиков. Полагаю, что вечеринка любого отдела, любого отряда, любой структуры в любом городе любого штата Америки вечером субботы 1963 года могла бы быть похожей на эту: сигареты беззаботно пляшут в приоткрытых ртах, все тычут друг в друга пальцами – слишком пьяные, слишком громкие и слишком близкие, в то время как из стереоколонок играет джаз: мы были последним поколением перед наступлением эпохи рока.
Вы знаете, как такие вещи происходят сейчас, но и раньше было точно так же: большие шишки непременно посещают вечеринку в начале. Даже старик Даллес, смещённый после фиаско в заливе Свиней,[149]
заглянул, чтобы пропустить стаканчик со своими стародавними людьми. Если моя память не изменяет, то не упустил возможности показаться на людях и его преемник, Мак-Коун – для Уина, должно быть, было большой удачей поймать обоих. Пришёл и Корд со своим младшим сыном, Томми. Не припоминаю его задержавшимся надолго – он лишь посматривал по сторонам с трагическим благородством, держа стакан джина в одной руке, а другую рассеянно запустив в густые волосы мальчика и изредка улыбаясь чему-то в словах обращавшихся к нему со своими догадками и замыслами подопечных. Мелькнул и исчез легендарный Френчи Шорт[150] с красоткой-китаянкой на буксире, почётным гостем заглянул Джеймс Джизус Энглтон, друг Корда, занимавшийся вычислением возможных двойных агентов и могущий уничтожить любого из нас, всего-навсего шепнув о подозрении. Было гораздо безопаснее смотреть ему в рот, нежели не замечать его, хоть и это не всегда было легко. Появился там и худой как палка Колби, хоть у него той ночью и жарилась рыба поважнее. Дес Фицджеральд, который руководил заливом Свиней и, по слухам, намечался вместо Кастро, быстренько нажрался, не успев появиться и отбыл на такси. Все они были могущественными людьми, широко известными в узких кругах, однако же державшимися с лёгкой неуклюжестью и никому не вредящими лично – что, наверное, было очень удобно для морали.