Во-вторых, мне следовало обезопасить главную папку Освальда с распечатками, поскольку сейчас любой третьеразрядный агентишка мог туда влезть и обо всём разболтать.
Принеся извинения всем вам, читающим этот отчёт и не имеющим вкуса ко вдумчивому разъяснению, а предпочитающим беглый рассказ, я всё же не буду подгонять события без полной уверенности перед самим собой, что я изложил все проясняющие детали, пусть даже они и потребуются одному читателю из сотни.
Свою выдуманную операцию я назвал «Павлин» и без заминки получил одобрение Корда, получив бюджет в сто тысяч долларов в «Банке Нью-Йорка», настолько тщательно прикрытом бухгалтерскими штучками, что лишь несколько человек (никто из которых не работал на правительство) могли бы разобраться. Сутью «Павлина», по моим словам, был поиск молодых выпускников Гарварда, Йеля, Принстона, Стэнфорда, Брауна и университета Чикаго, имевших писательские таланты и стремящихся публиковаться в «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон Пост» или его недавнем приобретении, «Ньюсуик» (чтобы вы поняли, насколько тесным и уютным был мир в те дни, я скажу, что сестра жены Корда была замужем за видным персонажем в «Ньюсуик») с тем, чтобы помогать им делать карьеру, сливая секретную информацию, но не платя денег (деньги их оскорбят), ускоряя тем самым их рост и обязывая их нам, хоть они никогда и не узнали бы, кем были «мы». Название «Павлин» взялось от свойственного этой птице тщеславия, поскольку я считал подобных дураков легкоуправляемыми вследствие своей самодовольной натуры. Мне следовало ежемесячно давать отчёт Корду, какие знакомства я накопал в дебрях академической науки, что я предлагал им и чего от них можно было ожидать. Лучше всего в этом деле была неосязаемость: никто из журналистов не понимал, что им манипулируют и не мог поднять шум, и никто не смог бы связать конкретные статьи с ЦРУ, сказав «да, это от нас» или «нет, это не наше». Таким было старое Агентство, работавшее на доверии, а я был только счастлив предать его в поисках большего вознаграждения.
Не возникло сложностей и с завладением бумагами относительно Освальда. Запомнив номер исходной папки, написанный на папке с распечатками, я пошёл в архив, выбрав особенно многолюдное время – половину одиннадцатого понедельника, когда все служащие будут заняты молодняком, требующим папки насчёт всяких и разных сценариев вторжения в Италию или ядерного взрыва над Москвой. Как я и ожидал, в архиве был хаос и сумятица, причём и без того перегруженных девчонок, считавших себя слишком умными для своей работы, вдвойне раздражала глава архива миссис Ренигер, одна из тех тёток с настроением непрекращающихся месячных. Все зашивались, так что я отвёл в сторону Лиз Джеффрис, дочь старшей сестры Пегги, приходившуюся мне племянницей по жене и сказал:
-Лиз, Корд рвёт и мечет, мне срочно нужно.
-О, Хью, – ответила замотанная красотка, которую напряжение делало ещё милее, нежели обычно, – мы и так выбиваемся.
-Лиз, мне хвост прищемили.
Она знала, кому была обязана работой и притягательной возможностью выйти замуж за шпиона, что было куда как притягательнее дипломата или законодателя, так что она сказала:
-Ладно, систему ты знаешь, так что крадись туда и ищи сам, только Ренигер на глаза не попадись.
-Спасибо, милая,– сказал я и поцеловал её в щёку. Она была всего на несколько лет младше меня, но смотрелась ребёнком из другого поколения. Между нами такое было обычным делом, так что брови вверх не поехали. Скользнув в нужный проход, я прижался к полке, чтобы пропустить молодую особу с внушительным бюстом и постаравшись не прижаться к её сиськам, чтобы она не запомнила меня, затем нашёл искомую папку, открыл её (папки контролировались системой централизованных замков, которые старая сука Ренигер, работавшая ещё в лондонском УСС, открывала каждое утро в девять и закрывала каждый вечер в пять), достал папку Освальда и ту, что я запрашивал, спрятав освальдовскую внутрь запрашиваемой, после чего бросил свою бумажку с запросом папки в ящик для записей.
Той же ночью я развил контакт с ЛХО. Не буду утруждать читателей тонкостями описания одного из самых исследованных людей в мире, так как подробности будут скучнейшим образом повторяться. Хаотичное детство, ранняя смерть отца, подавляющая его мать со странностями на грани безумия, которую звали Маргеритой– таскавшая семью по всей Америке в попытках осесть где-то, дважды побывавшая замужем и оба раза разводившаяся, тянувшая Ли и ещё двух его братьев из школы в школу, из штата в штат, из нищеты к процветанию и обратно зачастую в течение года. Неудивительно, что он свихнулся, постоянно будучи новичком.