Третья сила

— Не знаю точно, — отвечала, немного подумав, Соня. — Многих. Боря никогда про это не говорил. Не любит трезвонить о своих добрых делах. Но Пёс как-то сказал: Боря половину денег, что зарабатывает, тратит на это. Сам ютится в палатке на какой-то нищей станции, хотя мог бы жить, как король. Но его эта жизнь мало волнует, он о будущей заботится.

Дима посмотрел на Соню с легким удивлением. Смысл последних слов не вполне дошел до его сознания. Самохвалов тоже был утомлен и растерян, он почти ощущал, как грязь, о которой говорила девушка, втекает в его душу. Ему предстояло долго и мучительно переваривать все то, что он узнал о своей возлюбленной. Дима не был уверен, что все это он сможет принять и понять.

— О чем заботится?

— О жизни после смерти, если хочешь. Не понимаешь? Молотов верующий, он даже в церковь ходит. В туннеле между «Гостинкой» и «Маяком». Знаю, над верующими часто смеются. Называют их наивными дурачками. Я тоже не все понимаю. Но Боря мне как-то сказал такую вещь. Что, мол, если нет ничего после смерти, если все наши мучения — ради того, чтобы просто сдохнуть. Понимаешь? Просто сдохнуть, стать кормом для червей, — и все... И не важно, честным ты был человеком или скотом, итог один... Если и меня, и тех, кто меня драл, ждет после смерти одно и то же, а именно это утверждает наука... Тогда и жить не стоит. И вообще, — добавила она, закрывая глаза, — людям надо во что-то верить, без этого трудно. Коммунисты, например, роют туннель в Москву, чтобы сбежать отсюда. Верят, что там — рай. Есть люди, которые бункер какой-то ищут, «Эдем». А Боря молится Богу. Кто из них больший безумец — не знаю. Зато Борис помогает людям. И, наверное, он счастлив.

Больше они не сказали друг другу ни слова. Дима осторожно нагнулся к подруге. Убедившись, что она устала и провалилась в сон, Дима нежно поцеловал ее в щеку, укрыл плечи и шею девушки пледом, и, тихо закрыв за собой дверь, зашагал прочь.

Ему многое предстояло осмыслить, многое прочувствовать. А еще он решил, как именно облегчит и себе, и Соне, и родителям испытание званым обедом. По пути домой Дима зашел к Рысевым. Оттуда он помчался на коммутатор, позвонил на Ладожскую и попросил к телефону Бориса Молотова.

В день званого обеда сюрпризы подстерегали и Соню, и Диму на каждом шагу.

Открыв дверь, Соня с умилением увидела, что парень притащил к ее домику большой мягкий матрас. «Подарок», — торжественно объявил он, подтаскивая ношу к дверям и улыбаясь до ушей. О том, что матрасов Соне выделяли уже много, но те постепенно приходили в негодность, и именно поэтому она спала на циновке, Бойцова говорить не стала. С благодарностью приняла дар и затащила в свою ветхую хибару.

Когда же она вышла из темной комнаты наружу и оказалась на свету, ахнул от восхищения и сам Дима. В первый раз за много-много лет девушка подвела глаза, подкрасила губы, причесала волосы. Вместо вечной тельняшки она надела чистую, выглаженную кофту с узором из маленьких красных кружочков. Кофта была Соне мала, зато она плотно облегала фигуру девушки, подчеркивая природную красоту которую не испортили ни бои, ни тяжелые условия жизни. Дима пришел в неописуемый восторг.

— Ты просто прелесть! — воскликнул Дима. — Но как, откуда?

— А... Ленка одолжила, — улыбнулась Соня, решив не делать тайны из того, откуда взялись косметика и одежда, — ну, пошли.

И вот они уже сидят за столом.

Все вместе. Соня с Димой и его родители. Лена с Гришей и Святослав. Денис Воеводин, Иван Громов, Эдуард Вовк. Молот с боевыми товарищами. Даже Антону Краснобаю, которому разрешили покинуть Ладожскую, нашлось место за общим столом. На него все, кроме Сони и Лены, смотрели удивленно, а кто-то и враждебно, но потом привыкли.

Игнат Псарев и Кирилл Суховей сначала чувствовали себя тут немного не в своей тарелке: видимо, сидеть за столом, видеть перед собой столовые приборы, есть из тарелок для сталкеров было в диковинку. Пёс даже хотел сбежать, сославшись на какие-то дела, но Борис Андреевич выразительно посмотрел на друга и тот, вздохнув, плюхнулся обратно на скамью. Волновались и родители Димы, и даже сам Самохвалов-младший немного робел. Некоторое время все сидели молча, а потом Святослав Рысев встал, взял кружку и, оглядев собравшихся, сказал лишь одну фразу. Но ее оказалось достаточно, чтобы разрушить ощущение неловкости.

— Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! — произнес нараспев отец Лены. И тут же все схватили свои кружки, встали на ноги. Открыто, с улыбками, посмотрели друг другу в глаза.

— За Митю и Соню! — воскликнул Михаил Самохвалов.

— И еще за Гришу и Лену, — подхватил Денис Воеводин.

— Короче, за нас, — громче всех сказал Иван Громов. Последний тост понравился всем. Кружки с оглушительным грохотом столкнулись над столом.

Постепенно беседа завязалась, застучали по тарелкам вилки. Званый обед начался.