Третий берег Стикса (трилогия) (СИ)

Они пустились в пререкания: волкодав возмущённо вскрикивал, Матвей иронически пофыркивал и подначивал, — слушать их было тошно. Тоскливо стало Волкову и томно. Отчасти потому что на пустой желудок от езды натурально подташнивало, отчасти из-за осточертевшего пейзажа (равнина с разбросанными прихотливо шариками одиноких деревьев), но главным образом из-за того, что предвидел очередное мерзкое прозрение. В недоговорках и подначках Матвея угадывалась гнуснейшая тайна, узнавать которую совсем не хотелось эмиссару Внешнего Сообщества. «Выходит, волкодавы совершенно не помнят, что же на самом деле происходило с ними раньше, до того момента, когда получены были последние указания начальства. Ну, с технической точки зрения ничего в этом непостижимого нет. Устроить нетрудно, если пользоваться гипноизлучателем. Фальшивую память тоже ничего не стоит подбросить, но вот внушить послушание, реакции выстроить… Не все же они одинаковые?! Чтоб сотворить такое, одних психологов нужно по одному на каждого волкодава, а их ведь сотни тысяч, если судить по номеру. Что это он?»

Волкодав, лягался, завалившись на бок, толкал Сашу, запрокидывал голову и просил хрипловато:

— Указаний!.. Светлейший!.. Я хочу!..

Глаза закачены, совершенно бессмысленны, из уголка губ — слюна.

— Да что это с ним? — ужаснулся Волков. Решил, что парня укачало, надо приоткрыть окно. И вправду, душновато стало в салоне.

— Ломает его, — спокойно ответил Матвей, не отвлекаясь от дороги. Как раз переезжали по узкому мосту какую-то речушку.

«Ломает? Он говорил уже. Я не стал расспрашивать».

— Соскучился без начальства, — с ухмылкой добавил Джокер. — Слышал же, что он рассказывал?

— Указаний!.. — умолял Двести Девяносто Четвёртый.

— Я видел такое. Видел уже, и Франчик рассказывал. Говорил, — однажды прямо на дороге при них начало ломать мытаря, да так, что тот вместе с волком в канаву грохнулся. Слышь, Саша? Смех и грех. Эти олухи согласно указу княжьему в участок его доставили. Решили, что будет им за это вознаграждение. Как там в указе? Увидит кто слугу княжьего бессознательным, под страхом смерти ни его, ни груз его пусть не трогает, а доставить повинен в окружное управление. И будет указа княжьего исполнителю почёт и вознаграждение, будь он гой, изгой или какого другого звания. Ну, вознаграждать Франчика, само собой, и не подумали. Вышибли с почётом из окружного управления. Но и то сказать, могли бы и хуже сделать. Так я говорю?

— Светлейший!.. — звал волкодав.

— Я теперь для тебя светлейший, — проговорил Матвей. Тон его Волкову совсем не понравился, но разбираться с новой личиной Джокера было недосуг.

— Этот тип уже вторые сутки без указаний живёт, — рассуждал Матвей, — вот и заломало его. Теперь страдать будет, пока не попадёт в свою богадельню.

— То есть? — понукал рассказчика Саша, пытаясь усадить ровней извивавшегося в конвульсиях парня.

— Да то и есть, что пока в казарму не попадёт и не сунет голову в горшок… Чего? А, так ты и этого тоже не знаешь! Одно слово — телёнок, и сказать больше нечего. На каждого волкодава в казармах горшки такие есть круглые. Я пацаном ещё под окнами Южного Управления шастал, и видел. Они когда сменятся — прямо туда. Пить, жрать и всё такое прочее по боку; сначала, значит, в горшок голову. Без этого, Франчик говорил, не жрётся им и не пьётся. И ломает их, вон как щенка нашего. Я так понимаю, что это и называется — получать указания. Суки они — я волкодавов имею в виду — беспамятные. Как сунут голову в горшок, всё отшибает начисто. И получается, что живут одним днём, до следующих указаний.

— Не получается, — покачал головой Саша. — Как же тогда он помнит, что в прошлом году, когда Кий ездил на юг, тоже не было смены? И откуда знает свой номер и то, что он из Центрального округа?

— Вот этого я не могу сказать, — с сожалением ответил Матвей. — И хотел бы, но… Слышь, Саша, может, и не полностью отшибает память? Или ещё вот вопрос тебе: а с чего ты взял, что это и вправду было? Кий, поездка его. Может быть, он память свою получил вместе с указаниями? Недаром же они часа по четыре лежат с касками на башках! А номер… Знаешь, что я тебе скажу? Не его этот номер, а каски. Если ошибётся горшком, не Двести Девяносто Четвёртым окажется, а, скажем, Двести Девяносто Пятым. Или Тринадцатым. Но это — так, мои предположения. Что говоришь?