Третий глаз Шивы

– В чем я допустил ошибку, Юр? – Люсин показал, что готов сдаться.

– Видишь ли, наши с тобой рандеву уже трижды срывались по причине твоей патологической занятости. Так?

– Допустим.

– А сегодня ты вдруг смог. Я поневоле насторожился. И, как видишь, недаром. Разве тебе здесь не нравится? Или мы плохо сидим?

– Хорошо, Юр, превосходно сидим.

– Но ты сам проболтался, что никогда еще не был так загружен. Говорил?

– Говорил.

– Как тогда прикажете вас понимать? Вы здесь со мной по долгу службы или как? – Березовский с надменным видом дуэлянта, бросающего перчатку, швырнул на стол обглоданный рыбий скелет. – К барьеру! Ваш выстрел, секунд-майор!

– Нет, – покачал головой Люсин и щелчком отправил скелет обратно. – Я уже сдался на милость победителя и признаю твое умственное превосходство.

– Кыш! – Березовский взмахнул рукой, словно отгонял надоедливую муху. – Я хоть и писатель, но не падок на лесть.

– Какая уж тут лесть! Готов поспорить, что у тебя коэффициент интеллекта не ниже, чем сто восемьдесят.

– Почему именно сто восемьдесят, отец?

– У меня сто семьдесят.

– Это много?

– Очень много, Юр, – пресыщенно вздохнул Люсин. – Но клянусь всеми льдами экватора, я шел к тебе без всякой задней мысли. Если бы ты только знал, как я закрутился! Сегодня утром проснулся с твердым намерением утопиться.

– Конечно, в соленой воде?

– В ванне, – отрезал Люсин. – Но дело не в том. Нужна хоть какая-то разрядка. Чувствовал, что больше не выдержу. Вот я и предложил сбежаться. Генрих хоть придет?

– Обещал.

– Да. – Люсин прикрыл глаза и кивнул. – Люблю я Генриха.

– А меня, старик?

– И тебя.

– Тогда отвечай сей момент, паршивец! – Березовский шлепнул рукой по столу, который после того, как уборщица вытерла его влажной тряпкой, сверкал, как школьная доска до начала урока. – Говори, в чем искусство оперативника?

– Искусство? Кто сказал – искусство?

– А если серьезно?

– Если серьезно, то, пожалуй, искусство. Прежде всего искусство задавать вопросы, точно и неожиданно их ставить, затем умение слушать, ничего не пропуская, способность сопоставлять несопоставимое и, наконец, привычка держать в голове тысячи мыслимых и немыслимых вариантов, пока кто-то другой раскладывает за тебя пасьянс. Последнее как раз утомляет больше всего.

– Но что же здесь главное?

– Природный талант вести беседу. Этому действительно научиться трудно. Остальное – дело наживное.

– Какую беседу ведем мы с тобой сейчас?

– Обоюдополезную, я полагаю. Ты пытаешься вытащить из меня то, что я и так с радостью готов тебе выложить, а я размышляю, как бы мне тебя заарканить. Такой вариант тебя устраивает?

– Пожалуй, старик, пожалуй… Правда, один крокодил тут недавно проливал слезы и клялся, что задыхается без дружеского общения…

– Погоди, Юр! – запротестовал Люсин. – Намерения у меня действительно были самые благородные, но в ходе беседы, понимаешь, возникла одна идейка…

– Недаром же ты говоришь, что главное для тебя – беседа!

– С мудрым человеком и сам становишься мудрее.

– Уж не собираешься ли ты снова взять меня в свою упряжку?

– Почему бы и нет? – Люсин сделал вид, что эта идея только что пришла ему в голову. – Было бы славно… Поможешь мне кое в чем, а потом напишешь книгу. Еще лучшую.

– Карты на стол, отец.

– Не пойдет. – Люсин лениво пососал соленую корочку. – Я уже сказал тебе, что пасьянсы раскладывает кто-то другой.

– Но хоть приблизительно ты можешь сказать, в чем ситуация?

– Нет, Юр, это тебе ничего не даст. Ну найден труп на болоте, ну обложили предполагаемых убийц… Тебе это что-нибудь говорит? То, что для нас является повседневной работой, для тебя мелковато. Ты же другого хочешь. Чего-нибудь позаковыристей. Или я ошибаюсь? Чего молчишь?

– Жду. – Березовский, с трудом подавив улыбку, закрылся кружкой. – Жду, когда ты кончишь валять дурака.

– Валять дурака? Что ты, Юрочка! Мы же еще не начинали бороться.

– Что ты собираешься мне поручить?

– Исторические изыскания, разумеется. Как всегда.

– Это интересно?

– По-моему, очень. Но вполне возможно, что я и ошибаюсь. Не исключено, хотя и маловероятно, что здесь обычное уголовное дело и все наши поиски пойдут прахом, как только милиция возьмет двух субчиков, которые затаились в лесу.

– Я ничем не рискую. Разойдемся как в море корабли.

– Вот и расчудесно. По рукам?

– Идет. Что я должен делать?

– Сначала настройся. Представь себе, Юр, что тебя интересует сейчас не Средняя Азия седьмого века, как ты говорил, а Индия, Греция, Тибет какой-нибудь… Древность, культ камней и растений, короче говоря – фетишизм. Вникаешь?

– С трудом.

– В том-то и беда, что здесь все так неопределенно. – Люсин скомкал салфетку и бросил ее в пепельницу. – Представь себе человека, ученого. Он глубоко эрудирован, разносторонне образован, в какой-то мере почти гениален. У себя в лаборатории занимается синтезом монокристаллов: рубинов, сапфиров и тому подобное. На самом высоком, как принято говорить, научном уровне. Зато дома он вытворяет странные вещи.

– Например?

– Собирает древние рецепты алхимиков, выписывает из священных книг легенды и мифы, в которых фигурируют драгоценные камни…