Третий глаз Шивы

…Но Спитама не пробыл в башне и двух дней, как по всему Балку разнеслась весть, что царский конь серьезно занедужил. «Великолепный конь Виштаспы, с которым не могла сравниться никакая лошадь»[17], наводивший ужас на туранцев и индов. Черный Алмаз упал в одночасье и уже не смог подняться. Ноги более не повиновались ему. Парализованные какой-то странной болезнью, они отказывались сгибаться. Даже искуснейшим кузнецам не удалось согнуть ни одну из них хотя бы в копыте. Ничего не добились и прославленные силачи, подымавшие в одиночку верблюда. Но странное дело! Благородное животное при всем при том не выказывало никаких признаков страдания. Конь исправно ел отборную пшеницу и пил снеговую воду, текущую с Афганских гор, радостным ржанием отзывался на зов знакомых кобылиц. Вот только стоять не мог.

Царь места себе не находил от горя. Он сам кормил и поил своего любимца, расчесывал ему гриву и хвост, но поднять, сколько ни пытался, не сумел. Он и за уздечку тянул и слова ласковые говорил, но ничто не помогало. По всему было видно, что Черный Алмаз и сам бы был рад встать на все четыре копыта, да только не мог. Лежа на боку, он силился сдвинуться с места, мотал шеей, но тонкие сильные ноги его были недвижимы, словно к земле приросли. Видя, как страдает хозяин, конь приподнимал голову, тянулся к нему влажными губами, но скоро уставал и ронял тяжелую голову обратно на сено. Умные большие глаза его переполняла темная вода печали.

Стал на колени царь, прижался лицом к горячей голове безмолвного друга и, ощущая, как прядает острое ухо его, как бьется каждая извилистая жилка, вспомнил вдруг о пророчестве Спитамы.

Он энергично вскочил, вытер слезы и радостно хлопнул в ладоши.

– Эй, стража! Немедленно доставить мне сюда узника из угловой башни! Да принесите свежих лепешек и кувшин холодного айрана, чтобы он смог хорошо поесть.

Но Спитама, когда гвардейцы из первой сотни привели его в царские конюшни, от угощения отказался.

– Нет, Виштаспа, – покачал он головой, – приговор твой все еще в силе, и не годится поэтому нарушать слово. Иное дело, если ты пересмотришь его, тогда я готов подчиниться.

– Может быть, и пересмотрю. – Царь весело подмигнул Спитаме, словно тот был соучастником детских его игр. – Твои проделки? – кивнул он на коня, который силился дотянуться губами до босых ног пророка. – Отвечай честно и прямо.

– Мои, – с готовностью признал Спитама.

– Я так и думал, – с облегчением вздохнул царь. – Не случайно я спрашивал, хватит ли тебе двенадцати дней!

– Я же сказал тебе, что хватит.

– Ты и за три управился.

– В моем положении тянуть не имело смысла. Того и гляди, Зах убийцу подошлет.

– В башню? – Царь недоверчиво прищурился.

– Для карпана не существует запоров. – Спитама присел погладить коня. – В этом-то я убедился… Царская печать ему тоже не преграда.

– Ладно, пророк, – примирительно промолвил царь. – Об этом после… Колдовство снять, конечно, сможешь?

– Конечно, смогу.

– Чего потребуешь взамен?

– Я обещал тебе, принцам и визирю четыре благодати, ничего для себя не требуя. Стану ли я теперь выторговывать условия?

– Четыре так четыре! – ударил Виштаспа себя по колену. – Ровно столько, сколько ног у коня! Обязуюсь исполнить четыре твои желания, Спитама. Называй!

– Следуй учению Ахуромазды, – загнул палец пророк.

– Последую! – призвал небо в свидетели царь.

– Пощупай ему ногу, – сказал Спитама.

– Какую?

– Любую.

– Переднюю правую! – Царь погладил ногу коня, и она вдруг ожила в его руках, сначала согнулась в колене, а затем свободно вытянулась, налитая силой, «так как слово шаха было истиной»[18].

– Принц Спентодата будет прекрасным воином, – сказал Спитама. – Пусть он понесет знамя Ахуромазды другим народам во главе большой армии.

– Правую заднюю! – нетерпеливо потребовал царь. – Конечно, конечно, – спохватился он. – Я дам Спентодате войско.

Надо ли говорить, что и эта нога вороного ожила? Все позднейшие письменные источники, в том числе и «Зардуштнамэ», подробно описывают эту удивительную процедуру. Пусть она всего лишь наивная легенда, цветистая и причудливая, как все на Востоке, но что с того?..

– Не забудь о своей царице, – напомнил Спитама. – Ведь это она спасла мне жизнь!

– Она уже прониклась твоим учением, – пробормотал царь, хватаясь за третью ногу вороного.

– А теперь, царь, тебе остается только одно: казнить Заха и тех карпанов и кави, которые помогали ему строить против меня козни. Предатели-стражники тоже не должны уйти от возмездия, как, впрочем, и неправедный судья.

– Ты, оказывается, мстителен, пророк! – поднял голову царь. – Разве это согласно с учением света? – Он с интересом вглядывался в Спитаму, который предстал теперь перед ним в совершенно ином облике.

– Истина двойственна, Виштаспа, – грустно кивнул пророк. – Кажется, я уже говорил тебе об этом когда-то.

– А простить ты не можешь?

– Я-то могу, но они не простят. Прощенный враг ненавидит еще сильнее. Либо я, либо они, Виштаспа.

– Может, хватит одного Заха?