Третий глаз Шивы

– Нет, само по себе разумеется, не плохо. Наоборот. На своем месте Виктор Аркадьевич… Аркадий, простите, Викторович соответствовал… М-да… Но химики – они все еще немножко и алхимики тоже. – Он вдруг довольно хихикнул. – Романтика там, ползучий эмпиризм… А я физик, сухарь, признающий только число и меру. Иные методы! Да и время теперь другое. В век научно-технической революции наука стала самостоятельной производительной силой общества. Производительной! – Он поднял палец. – Это значит – производство, завод, комбинат… О чем это мы с вами? – Фома Андреевич вдруг потерял нить разговора.

– Ювелирное дело, цветность камней… – подсказал Люсин.

– Да, цветность… – Директор сгреб кристаллы и медленно разжал полные, любовно ухоженные пальцы. – Радуга, – усмехнулся он, глядя, как прыгают, дробно постукивая, самоцветы по стеклу на его столе. – Возьмите в качестве сувенира. – Он щелчком толкнул к Люсину крупный голубой гранат.

– Что вы, товарищ директор! – смутился инспектор. – Неудобно!

– Берите, берите… Для нас это брак.

– Но это же ценная вещь! Ювелиры…

– Пустое! Ювелиры – профессия вымирающая. Ей пришел конец вместе с эрой природных кристаллов.

– Спасибо. – Люсин сунул камень в карман и неловко почесал макушку.

– Перстни и серьги всякие – это варварство. Пережитки. Все равно как кольцо в носу. – Фома Андреевич даже показал пальцами, как это выглядит. – Для меня, физика-инженера, алмаз интересен только своей непревзойденной твердостью, точно так же, как, допустим, прозрачностью для ультрафиолета – кварц. Не более. Можно лишь сожалеть о том, что долгие годы ценнейшие минералы разбазаривались ради украшения всяческих модниц, а не шли по назначению. Впрочем, все равно природный флюорит, алмаз и горный хрусталь могут удовлетворить лишь ничтожную долю потребностей современной науки и техники.

– К счастью, существуют такие учреждения, как ваш институт, – очень уместно ввернул Люсин.

– Это необходимость, – отмахнулся Фома Андреевич. – Наш институт является научно-исследовательским, и чисто производственные вопросы имеют для него второстепенное значение. Главное – это наука, познание новых явлений и свойств материального мира… Не случайно же, – он удовлетворенно улыбнулся, – Академия наук осуществляет над нами общее методическое руководство… Да, так вот, дорогой товарищ, главное для нас – наука! Нас привлекают не столько утилитарные свойства кристаллов, сколько их удивительная способность менять свои характеристики под влиянием внешних воздействий: механических напряжений, света и других электромагнитных волн, различных полей и ядерных излучений, температуры и электрического тока. Одним словом, все, что позволяет кристаллам быть естественными источниками, приемниками, преобразователями и усилителями разнообразных физических процессов. Надеюсь, я говорю понятно? Вы следите за моей мыслью?

– Стараюсь, Фома Андреевич.

– Тогда вам должен быть понятен и основной вывод. Для романтика удивительная игра цветов в драгоценном камне в некотором роде самоцель, я же вижу в этом лишь следствие внутренних, куда более важных для практики изменений… Аркадий Викторович запекал аметисты в хлеба, варил в меду изумруды… – Фома Андреевич беспомощно развел руками. – Запретить ему я не мог. Тем более, что все эти дедкины-бабкины рецепты иногда давали любопытные результаты… Но разве это наука? А если даже и наука, то достойна ли она нашего великого века атома и космоса?

Люсин невольно обернулся на скрип медленно открываемой двери.

– Разрешите к вам, Фома Андреевич? – спросил, просовываясь в кабинет, сравнительно молодой брюнет в тонких золотых очках.

– Рекомендую! – Фома Андреевич поднялся с места. – Старший научный сотрудник Сударевский, кандидат химических наук… Временно замещает Аркадия Викторовича.

Сударевский с вежливым смущением потупился, но тут же вопросительно глянул на Люсина и протянул руку.

– С кем имею честь?

– Люсин. – Он не отрекомендовался более подробно, полагая не без оснований, что Сударевский, как и Дербонос, предупрежден о его посещении и прекрасно подготовлен к встрече.

Но Марк Модестович явно стремился выказать свою полную неосведомленность.

– Люсин? – Он наморщил лоб, силясь припомнить. – Вы не у Геокакяна работаете?

– Товарищ из органов, – пояснил директор. – Из МУРа.

– Из МУРа? – Сударевский, казалось, был удивлен.

– Когда вы узнали об инциденте в Жаворонках? – прямо и резко спросил Люсин, чтобы положить конец всей этой наигранной жеманности.

– Ах, эта трагедия… – Сударевский посуровел лицом и понимающе кивнул. – Почти всю прошлую неделю, вторую ее половину, я находился в командировке – это поблизости, но в других учреждениях, Фома Андреевич знает, – поэтому я узнал позже всех. Это невероятно!

– Что именно? – спросил Люсин.

– Простите?

– Что именно вы находите невероятным?

– Ну, весь этот… антураж, таинственное исчезновение, запертый дом… Прямо как в детективном романе!

– Вот как?.. Вы, кажется, учились у Аркадия Викторовича?

– Да, он мой учитель. – Марк Модестович с чуть наигранной горделивостью вскинул голову. – А что?