Третий глаз

Не отвечая, Вадим проскочил в кабинет к Фокину. Из-за стола, за которым сидели раньше Иван Леонтьевич и Стрелецкий, полгода исполнявший обязанности начальника стройки, навстречу комсоргу поднялся Фокин, заскрипел хромовой кожанкой, вышел па ковер. Он внимательно выслушал Вадима о том, что подготовка к молодежному слету идет отлично, но энтузиазм молодежи на берегу реки Большой Алым заморожен; закурив трубку, Фокин ожидал предложений. И Корзухин горячо заговорил, что необходимо, не считаясь ни с чем, пробить дорогу через тайгу, как советовали Стрелецкий и Заварухин, сразу до Нефтяных Юрт и дать огромный доход государству — дешевый транспорт на всю зиму к нефтяным месторождениям.

— Время упускаем! — горячился Вадим. — Об этом следует сказать молодежному слету. А то люди разбегаются, настроение застойное… Трубы, кирпичи нефтяники возят вертолетами. Дома строят, считай, из буханок хлеба, каждый кирпич по такой цене! Зря от Стрелецкого избавились! — заключил монолог комсорг.

— Он сам себя не уберег. — Тихон Ефимович внимательно прочищал проволочкой отверстие в чубучке трубки. Отвечая комсоргу, он не знал, что внутри комсорга в его информационном поле в этот момент находится сам Павел. — Избавилась от Павла Николаевича ворона…

— Даша — не ворона, — возразил Корзухин. Вадим достал из кармана пиджака блокнот, раскрыл его, приспособил на колено, снял колпачок с авторучки, приготовился записывать слова Фокина. Тихон Ефимович сел в кресло напротив Корзухина, носки их ботинок почти соприкасались.

— Павел Николаевич передвигал людей, как пешки на игральной доске, — поучительно заговорил Фокин. — Воспитательница в оригинальной форме выразила ему свою обиду и недомолвки других людей. — Борода-клинышек и пушистые усы затряслись в смехе.

— Меня интересует экономическая реформа, — заговорил голосом Вадима Стрелецкий. — Петр Первый бороды боярам стриг, а когда они не слушались, то и головы отрубал. Сейчас надо глупые головы заменять компьютерами…

Фокин засмеялся в усы, стал терпеливо разъяснять задиристому симпатичному парню, а значит, и сидящему в нем Стрелецкому, что печать дискутирует об экономической реформе, которая должна ввести после многих экспериментов хозрасчет, определять энтузиазм людей как эвристический труд или рабочую удаль, одновременно поясняя, что энтузиазм не может быть измерен с помощью тарифной сетки, ибо необходимы новые мерки для оценки творческого, интеллектуального труда. Некоторые советуют для оценки творчества в единицу времени вообще исключить из экономических категорий такие слова, как: энтузиазм, романтика, любовь, мечта, и заменить их словами: сберкнижка, квартира, акции, жизненная перспектива.

Вадим протестовал: молодые хотят любить, хотят жениться, они, возможно, потерпят еще годик-другой, пока пройдем тайгу до Нефтяных Юрт… На это лукавый Фокин мимикой и жестами выразил неудовольствие, возражая, что молодые не должны откладывать на потом свою любовь, а то состарятся и детей рожать будет некому… Стрелецкий, ссорясь с проектировщиками, обвинял их чуть ли не в предательстве, но проектировщики не враги коллективу строителей, они предупреждали: нельзя рваться в пекло вперед батьки, ломиться до срока на вторую и третью очереди, потому что это вредно для здоровья людей…

Начальник популярно объяснял комсомольскому вожаку, что он, Фокин, оказался в роли шофера машины, у которой четыре скорости, но последние две не имеют тяги и не дают разгона. Вырвался коллектив к Большому Алыму, везет грузы, но такса за тонно-километры строителям невыгодная. Если строители и дальше будут гнать линию такими же темпами, как в минувшую зиму, то разорятся и растеряют специалистов…

— Да неужто Стрелецкий и Заварухин такие глупые? — удивился Корзухин.

— Нет, они не глупые, но нереалисты… А реальным было бы для северных условий оплатой поощрять не только ускорение разгона дороги в тайгу, но и улучшение быта людей в новых районах, увеличение семей… Молодежи нужно капитальное жилье, детские ясли, садики, а нам со страхом твердят: «Семьи осядут на станциях, не захотят двигаться вперед».

Тут уж ни Вадим, ни Павел понять Фокина не могли.

— Я, Тихон Ефимович, бывший десантник, — сказал Вадим, — как в армии, бросаюсь в любую точку, куда прикажут. Жена шпыняет, живем-то в комнатушке щитосборного дома. Я дружил со Стрелецким, но он мне квартиру не дал.