Третий лишний. Он, она и советский режим

У бюрократической машины и у реальной жизни — разные темпы. Пока на страницах советской прессы шел спор о том, опасно или не опасно открывать старшеклассникам государственную тайну, „откуда берутся дети”, сами старшеклассники 1960 года успели стать взрослыми. Сейчас этим мужчинам и женщинам в среднем сорок лет. Какое сексуальное воспитание и образование они получили? Кто были их учителя? Я специально опросил на эту тему два десятка 30—40-летних эмигрантов из СССР. Перечитав их рассказы, я увидел, что передо мной люди из трех разных групп, а точнее из трех классов советского бесклассового общества: трудовые интеллигенты, рабочие и привилегированные чиновники, знать. Детство и юность детей, принадлежащих к одному классу, непохоже на детство и юность других. И пути к познанию секса у них разные. Потомки врачей, инженеров, учителей (трудовая интеллигенция или, по определению А. Солженицына, — „образованщина”) в сексуальном отношении развиваются медленно, они до всего доходят сами, с родителями у них в этой сфере, как правило, контактов нет. Тридцатипятилетний режиссер Леонид из Ленинграда, сын инженера и врача, рассказывает: „Однажды, когда мне было восемь лет и я учился в первом классе, мой одногодка, приятель по двору, принес поразительную новость: оказывается, взрослые, когда ложатся спать, „письку в письку всовывают и от этого рождаются дети”. Новость была сногсшибательная, но показалась мне все же не совсем достоверной. „Ну, хорошо, — спросил я, — а если мужчине в это самое время писать захочется, как тогда быть?” Приятель обещал выяснить. У него были знакомые девочки из четвертого класса и через неделю он принес новую информацию. Оказывается, когда всовывают письку в письку, то в это время и писают и от этого-то дети и рождаются. Такое деланье детей показалось мне неэстетичным и даже противным. „Неужели все так делают?” — спросил я приятеля. Он почувствовал мое настроение и нашел выход. „Твой папа и твоя мама и мой папа и моя мама так не делают, а остальные точно — да”.

В 1960-м, когда Леонид учился уже в 5 классе, до него дошло, что в аптеках якобы продаются некие предметы, имеющие отношение к деторождению. Называются предметы — презервативы. Какова роль презерватива, он не знал, но, главное, не хотел верить, что такое вообще может продаваться открыто. Вместе с двумя товарищами он отправился в аптеку, чтобы проверить упорные слухи. Товарищи остались у дверей, а он подошел к аптечной стойке. Напряженно, но с самым независимым видом, будто кроме аспирина ему ничего не было нужно, он стал разглядывать лежащие за стеклом баночки и коробочки. И вдруг увидел это: „Презерватив — 4 копейки”. „Я бросился к двери и известил товарищей, что предмет этот реально существует, — вспоминает Леонид. — Мы ушли из аптеки очень гордые — нам удалось проникнуть в некую тайну, которую от нас скрывали. Хотя, повторяю, никто из нас в наши 13 лет не знал, для чего же все-таки служит этот самый презерватив”.

„В шестом и седьмом классе информация о сексе стала поступать отовсюду в больших количествах, — говорит режиссер. — „Милый друг” Мопассана был прочитан дважды, так же, как и некоторые страницы арабских сказок „1001 ночь”. В сказках упоминались евнухи. Я понимал, что это какие-то половые уроды. Но какие? Обращаться к родителям или к учителю с такого рода вопросами я даже не подумал. Мы обсудили проблему в классе и пришли к выводу, что несчастным евнухам отсекали половой член”.

В седьмом классе у Леонида появились знакомые старшеклассники. Они хвастливо повествовали о своих постельных успехах. Один говорил, что за ночь ему удается совершить восемь половых актов. Другой похвалялся длиной своего члена. Слушая все это и глядя на свой скромный половой орган, Леонид приходил в уныние. Неверие в свои сексуальные силы преследовало его все годы юности. И действительно, несколько попыток грехопадения не удались. Он сильно волновался, а партнерши девочки-школьницы (дело было в 10 классе вскоре после того, как ему исполнилось 16) оказались еще менее просвещенными.

Страх перед неудачей вверг его в пессимизм. В 17 с половиной лет Леонид уже считал себя безнадежным импотентом. Обратиться было не к кому. Районные сексологи в Ленинграде появились лишь пять лет спустя. Да и обращаться к ним по тогдашним представлениям Леонида значило расписаться в чем-то предосудительном. От обращения к врачу удерживала также боязнь, что интимные подробности твоей личной жизни, записанные в историю болезни, будут куда-то переданы. Ведь врачебной тайны в Советском Союзе не существует.