А гитлеровцы только приветствовали проявление «народного гнева». Одна из евреек бросилась к немецким солдатам во дворе тюрьмы, умоляя оградить ее от издевательств. «Нет, мы не можем, это месть украинцев», — ответили ей. Но к вечеру 1 июля гестаповцы четко сказали «стоп», и в следующие два-три дня погром был «выключен». За этим можно увидеть хитрость Гейдриха и СС: спонтанная акция облегчает труд немецких расстрельных команд (айнзацгрупп), делая часть работы за них.
Наконец оккупационные власти получили отличный аргумент, чтобы убедить евреев добровольно переехать в гетто: смотрите, только там вы будете в безопасности от гнева местных! (Понятно, что организовать уничтожение собранного в гетто населения гораздо проще.)
Горожане: погром как карнавал
Однако, несмотря на акции эсэсовцев и помогающих им украинских националистов, погром, хоть это и стыдно признавать, был общегородским делом — точнее, карнавалом. Согласно работам философа Михаила Бахтина, карнавал в традиционном обществе — это периодический ритуальный слом привычного общественного порядка, когда в дебошах и гуляниях высмеиваются власть имущие и навязанные ими жесткие нормы. Карнавал «выпускает пар» и в итоге ведет лишь к укреплению прежнего порядка.
Львовское гетто (весна 1942)
В «погромном карнавале» 1 июля выплеснулась ненависть к евреям, которые якобы захватили лучшие места в городе, — отсюда издевательские требования к врачам и коммерсантам чистить улицы и туалеты. Отсюда же — сексуальная вседозволенность и агрессия.
Кроме того, погромом горожане в игровой форме «отпраздновали» освобождение Львова от советской власти. Евреев заставляли маршировать, петь русские песни и во весь голос славить Сталина. Один свидетель вспоминал, как украинцы потребовали от евреев около крепости поднять руки вверх и кричать: «Мы хотим Сталина!» Причем подобные «ритуалы» не ограничивались Львовом. В Коломые, например, украинцы заставили одного еврея встать на постамент поверженной статуи советского вождя, а других скандировать: «Сталин, ты дурак!»
Произошедшее 1 июля 1941 года объясняется и другим антропологическим термином — обряд перехода. Чтобы жители Львова могли перейти из испорченного большевиками в новое и «чистое» общество, они должны были доказать свои антисоветские убеждения конкретными действиями — убивая евреев или хотя бы издеваясь над ними, превращенными в козлов отпущения. «Искупление греха большевизма означало принесение в жертву еврея, который воплощал собой этот грех», — пишет историк Венди Лауэр[51]
.В погроме участвовали все слои общества — не только бандиты, хулиганы и прочие деклассированные элементы, как утверждали впоследствии украинские активисты. Националисты, польские и украинские, священники, представители свободных профессий и крестьяне из окрестных деревень, старики и молодежь, чиновники и рабочие — издевательствам над евреями и грабежу отдали дань все. Многие выжившие свидетели вспоминают о польской речи погромщиков.
Свои люди — сочтемся
Итак, погром 1 июля 1941 года устраивал всех. Немцы запугали евреев, проведя акцию устрашения фактически чужими руками. Украинские националисты показали свою силу, а также преданность новым властям. Остальные горожане безнаказанно пограбили и поглумились. Едва ли можно сказать хоть слово в оправдание погрома. Пытаясь объяснить его местью горожан за бесчинства НКВД, украинские националисты словно забывают, что евреи тоже пострадали от советской власти, преследовавшей бундовцев, троцкистов и сионистов.
Но важно другое: нельзя забывать, что холокост был далеко не только срежиссированным нацистским руководством «комплексом мероприятий». В первые годы войны и оккупации на многих территориях Восточной Европы на евреев крайне активно охотились местные, и холокост развивался в русле сведения счетов с соседями. Но по мере движения на восток все менялось. Чем ближе к землям бывшей Российской империи продвигались нацисты, тем больше евреев погибало в организованных немцами акциях и меньше — в низовых бесчинствах. В Киеве не было своего погрома — зато был Бабий Яр[52]
.