Третий рейх на наркотиках

Это был настоящий ад, которым завершался период ослепления и самообмана, продлившийся 12 лет, когда люди боялись смотреть страшной правде в глаза и бежали от действительности, прячась от нее в иллюзиях. В эти последние часы жизни Гитлера пожирали воображаемые бациллы. Он пытался уничтожить их, но тщетно. Теперь он планировал двойное самоубийство. Совещаясь со своим ближайшим окружением, он выразил сомнение: что, если при нажатии спускового крючка у него дрогнет рука? Тот, кто совершил столько чудовищных преступлений, теперь хотел ускользнуть от ответственности, и, поскольку у него не было юкодала для смертельной инъекции, он выбрал пулю. Только пистолет сильнее иглы. Была спешно проведена церемония его бракосочетания с Евой Браун, которая приехала из «Бергхофа» в «осажденный город»[499], как Гитлер патетически назвал Берлин в своем личном завещании. Во время свадебного банкета после томатного супа со спагетти на десерт подали синильную кислоту, а завершился он выстрелом в голову из «вальтера» калибра 6,35 мм.

30 апреля 1945 года около 15:30 «Пациент А» поставил наконец точку в своей обреченной с самого начала на провал попытке ввергнуть в нацистский дурман весь мир. Германия, страна наркотиков, эскапизма, мировой скорби, ждала прихода супернаркомана. И в недобрый час нашла его в лице Адольфа Гитлера.

Судьба Морелля

Когда стало известно о самоубийстве Гитлера, по всему рейху наиболее преданные ему соратники и последователи последовали его примеру. Этого требовала честь… или страх перед ответственностью. Так, к примеру, в Нойбранденбурге, поддавшись внезапному порыву, с собой покончили свыше 600 человек, в Нойштрелице – 681, а в Германии в целом – свыше 100 тысяч. 53 генерала сухопутных войск, 6 генералов люфтваффе, 8 адмиралов военно-морского флота, 13 генералов СС, 5 генералов полиции, 11 из 43 гаулейтеров, высшие чины гестапо: все они бежали от действительности вслед за своим фюрером, теперь уже в последний раз. 8 мая 1945 года вермахт капитулировал. Несколько моряков из соединения Хейе не смогли узнать об этом вовремя и под воздействием наркотиков воевали еще четыре дня и четыре ночи – до 12 мая, – хотя война уже кончилась[500].

В середине мая журналистка из «Нью-Йорк Таймс» разыскала Тео Морелля в его убежище в Баварии. Спустя несколько дней в этом издании появилась статья под заголовком «Доктор описывает инъекции Гитлера» (Doctor Describes Hitler Injections). Вскоре после этого в Бад-Райхенхалле лейб-медик был задержан американцами и отправлен в лагерь, где провел два года. На бесконечных допросах он давал бессвязные показания, зачастую противореча самому себе, и надолго замолкал, впадая в глубокую депрессию. Все, чего добился Морелль, пошло прахом, а в новую жизнь он, в отличие от многих других, вписаться не сумел.

О Гитлере американские следователи узнали от него крайне мало. Они не могли вменить какие-либо военные преступления в вину раскисшему, лишившемуся сил врачу, который неподвижно сидел в камере, перебирая в памяти перипетии своей судьбы – при этом ему иногда казалось, что Гиммлер все еще плетет против него интриги, как во времена «войны врачей». В число свидетелей на Нюрнбергском процессе он не попал. Кроме фразы «Мне хотелось бы, чтобы я был не я»[501]

, ничего вразумительного он почти не произносил. Поэтому в начале лета 1947 года американцы освободили обрюзгшего заключенного с больным сердцем, оставив его перед главным вокзалом Мюнхена. Некогда могущественный человек, носивший петлицы с золотыми посохами Эскулапа, сидел теперь в рваном костюме, скрючившись, на голом асфальте – до тех пор, пока медсестра из Красного Креста, полуеврейка, не сжалилась над ним и не поместила его в больницу в Тигернзее, где он умер 26 мая 1948 года.

Тысячелетний дурман