Третий выстрел

Ага, ария куртизанки Виолетты. Ну-ну. Вот это выбор! Ну, спасибо, дорогая, поддержала! Сыграю, чего уж там. Ноты старые, ветхие, как все ноты в ее доме, но я показала класс исполнения. Органит не рояль, конечно, тут нюансы и тонкости не передашь, но мелодию, красивую, как все у Верди, отобразить можно. И заодно вспоминаешь, про что эта ария. Там, если помните, веселая девица размышляет, ответить ли взаимностью на любовь Альфредо, либо продолжить свободную и разгульную жизнь. С намеком, в общем. Я поняла, Фанечка, раз уж так, то зовите меня просто: куртизанка-Таня.

— Фаня, — обернулась я к ней, завершив экзерсис. — А откуда вы так хорошо знаете классическую музыку?

— Михаль работала администратором филармонического оркестра, у нее муж там скрипачом был. Так она и таскала нас с Томером и Эраном на все концерты, культурно образовывала. Как видишь, у нее получилось. Между прочим, — со значением подчеркнула она. — Томер с детства очень хорошо разбирается в классике. Имей в виду.

Спасибо, Фанечка, обязательно буду иметь в виду.

ГЛАВА ВТОРАЯ. САНЯ. ТЕЛЬ-АВИВ 1948 — 1952

На день рождения председатель Еврейского агентства Давид Бен-Гурион сделал Фане подарок: именно 14 мая 1948, стремясь успеть до наступления шабата и до того, как остальные члены руководства передумают «иудейска страха ради», он, несмотря сопротивление и уговоры соратников, провозгласил создание Государства Израиль. Узнав об этом, Фаня разрыдалась: вот оно! Вот ради чего все было! Лучший подарок за все ее 48 лет! Ради этой минуты был пройден страшный тернистый путь. Позади осталась красавица Одесса, тачанка с пулеметом, отражение арабских атак, война с нацистами, флот — все позади. Начинается новая эра, но ей уже так много лет! Почему, почему она не родилась чуть позже и сразу здесь, в Палестине, чтобы теперь сражаться и строить, строить и сражаться, биться за свою страну?! Невозможно осмыслить: прошло две тысячи лет рассеяния — две тысячи! — и мечта стала реальностью: у евреев есть своя страна. Впрочем, почему невозможно осмыслить? Разве не об этом они мечтали с Натаном в доме на бульваре Клиши? Разве не ради этого погиб ее ингале и многие, многие другие? Разве не ради этого она обучала подростков воевать и метко стрелять в цель? Так почему же она говорит об этом, как о чем-то невозможном? Да потому что это и было невозможно. Со всех точек зрения. Но — свершилось. И с этого момента начинается совсем другая история ее народа.

«Странно, — думала Фаня. — Я, анархистка, яростная противница любых подавлений личности, счастлива от создания государства, которое по определению есть установление рамок и ограничение свободы. Да какая я, к чертям, анархистка! Плевать мне на все эти умозрительные, из пальца высосанные выкладки, всё это — словоблудие. Есть еврейское государство — и да будет так!»

Теперь все зависело только от самих евреев. Ишув, как и боялись, остался один на один с армиями арабских стран: англичане покинули страну, уверенные, что без них этим новорожденным израильтянам не удастся ни дня удержаться на этом крохотном клочке земли. Несколько сотен тысяч евреев против миллионов арабов. Понятно, что надо будет драться и драться не на жизнь, а на смерть. Да, это расхожая поговорка, но в нашем-то случае она звучала не фигурально, а буквально. Или жизнь — или смерть. Она вновь и вновь вспоминала слова лысого человека, последнее из услышанного на том злополучном заводе:

— Или победим, или умрем!

Только так.