Тревожная осень

Когда они начали чаевничать в этот раз, не отличающийся проницательностью Гриша вдруг спросил:

– Андрей Семенович, что вы сегодня такой встрепанный?

Чтобы избавиться от обиды на малолетнюю засранку, Дымов рассказал Грише о своей нижайшей просьбе к Юле и ее хамском отказе. Услышав это, Гриша остолбенел и с минуту о чем-то думал. Потом поблагодарил за чай, сказал, что забыл о делах, и метеором вылетел из палаты.

«Дернул же черт за язык, – досадовал на себя Дымов. – Обиделся на меня парень, посчитал барином. Небось думает сейчас: „Ишь, новый русский приехал, постель за собой застелить не может!“»

Он услышал робкий стук в дверь и раздраженно крикнул: «Come in!» В палату вошла целая делегация. Ее возглавляла старшая сестра Марта с огромной вазой фруктов, следом плелась зареванная Юля, а замыкал шествие смущенный Гриша. Марта остановилась перед Андреем Семеновичем и срывающимся голосом сказала:

– Уважаемый господин Дымов! От лица всей нашей клиники и лично профессора Майера приношу извинения за безнравственный поступок нашей практикантки Юлии. Мы хотим, чтобы этот случай не остался в памяти и ваше дальнейшее пребывание в нашей клинике было таким же приятным и сладким, как эти фрукты.

Закончив монолог, Марта поклонилась и поставила вазу на стол.

– Что касается Юлии, я уверена: этот случай послужит молодой особе хорошим уроком и подобное не повторится. А теперь, Юлия, немедленно извинись и убери постель господина Дымова, – громко, как на плацу, рявкнула Марта.

Плачущая Юля попыталась что-то ответить, но рыдания и волнение сделали свое дело, так что у малолетней засранки вместо слов изо рта вырывалась лишь отчаянно-громкая икота. Воцарилось молчание, нарушаемое только звуками, издаваемыми молодой дурой.

Дымов хотел сказать, что это ерунда и не нужно затевать сыр-бор – все равно плохое воспитание в Юлином возрасте уже не исправить. Но он вовремя понял, что таким выступлением испортит торжественность момента. Поэтому сдержанно поблагодарил Марту, сказал, что ценит Юлино раскаяние и что, если постель будет убрана, он лично будет считать инцидент исчерпанным.

Юля стрелой метнулась к его постели, и через минуту моральное раскаяние девицы обрело материальные формы. Марта еще раз извинилась, аккуратно пнула Юлю, задав направление движения в сторону дверей, и Андрей Семенович остался в палате с Гришей.

Тут Дымов дал волю бурлившим в нем чувствам:

– Что ты наделал, чудак на одну букву? Маму твою за ногу, – он орал так, что бедный Гриша вздрогнул. – Знаешь, что ты натворил? Эта дура малолетняя теперь может меня ночью придушить. Или еще хуже – ошпарит мне яйца кипятком. Или дернет за эту гребаную трубку и вырвет катетер вместе с моим мужским достоинством. Потерю яиц в моем возрасте пережить, вероятно, можно, но только не мужского достоинства! – Андрей Семенович вытянутым пальцем правой руки уперся что было сил в Гришину грудь, пригвоздив его к бельевому шкафу.

Припертый к стенке, испуганный Гриша жалким шепотом сказал:

– Я не мог поступить иначе. Если бы я не сообщил о дурном (так и сказал: «о дурном») поступке Юлии старшей сестре или любому другому руководителю, меня, в соответствии с подписанным контрактом, тут же уволили бы. И ничто бы не спасло. Меня просто вышвырнули бы на улицу.

Андрей Семенович хмыкнул и отошел от Гриши, осторожно волоча за собой штангу с висящим на ней постыдным пакетом желто-розового цвета.

– Чудны дела Твои, Господи, – вырвалось у него.

Только через минуту, после того как Андрей Семенович отъехал от Гриши, бедный перепуганный массажист снова обрел возможность говорить:

– Вы не думайте, что я доносчик. Просто, устраиваясь на работу, мы подписываем контракт, в котором сказано, что, если действия персонала приводят к ухудшению положения больного в клинике, мы обязаны немедленно доложить об этом руководителю сотрудника, причиняющего вред пациенту. Если мы не делаем этого, подлежим увольнению, это не обсуждается и не может быть прощено. Я вас уверяю, что, если бы я ничего не сказал Марте о случившемся, а она узнала бы о грубости Юлии и о моем молчании, меня уволили бы в течение двух часов. Отмечу, что мы с Мартой – почти друзья, и я бесплатно делаю массаж, который ей очень помогает. Но это не сыграло бы никакой роли, и меня уволили бы, потому что Марта подписала точно такой же контракт. Ее за нарушение тоже выгнали бы, хотя Майер очень ее ценит. Если я причинил вам неприятности, прошу прощения. Видит Бог, я этого не хотел. Но долг превыше всего.

Непривычный к таким длинным монологам Гриша затих, но вдруг встрепенулся и с видимым усилием выпалил еще одну фразу:

– Поверьте, вы можете не бояться – Юля ничего вам не сделает. Наоборот, теперь она будет прыгать вокруг вас, как дети вокруг новогодней елки в ожидании подарка. И еще раз извините меня.

Закончив речь, Гриша протяжно вздохнул.