Тревожный август

Данилов еще раз взглянул на нее. Бедная, она, наверное, и не думает, что, не будь ее, ехал бы лейтенант Ивановский в свой Хабаровск. Пора начинать.

— Вы очень устали? — задал первый вопрос Иван Александрович.

— Да, — Алла ответила тихо, одними губами.

— Я вас попрошу, подержитесь еще немного, ваши показания для следствия крайне важны. Ведь вы тоже хотите, чтобы мы поскорее нашли преступников.

— Да. — И на этот раз тверже.

— Вы, наверное, голодны. Впрочем, чего я спрашиваю, мы же оба ничего не ели. — Данилов взглянул на часы: — Врачи нам этого не простят. Подождите, я сейчас.

Иван Александрович зашел в соседнюю комнату. За столом покойного Ивана Шарапова сидел новый помуполномоченного Сережа Белов. И снова у Данилова защемило сердце, как будто с того далекого сентябрьского дня прошло всего несколько дней. Белов встал из-за стола, аккуратно оправил гимнастерку:

— Слушаю, товарищ начальник.

— Вот что, Сережа, попроси, чтобы мне принесли два стакана чая, и расстарайся, сообрази чего-нибудь поесть.

— Я уже договорился, товарищ начальник, в столовой дадут в счет пайка.

— Молодец, только побыстрее, пожалуйста.

Они пили чай. Сережа расстарался, чай был ароматный и крепкий. Первая утренняя заварка, ее еще не успели разбавить в буфете. Они пили чай и ели хлеб с маслом. На этот завтрак, по скромным подсчетам Данилова, пошло два командирских доппайка. Девушка ела с аппетитом, что тоже поразило Ивана Александровича, но потом он понял, что это молодость берет свое, в любой ситуации.

— Я прочитал, Алла, то, что вы написали. — Иван Александрович отставил стакан с недопитым чаем. — Может быть, еще хотите покушать?

— Нет, спасибо.

Алла заметно повеселела, и это обстоятельство обрадовало Данилова.

— Так я прочитал, — продолжал он, — понимаете, вы написали много интересного, но, к сожалению, кое-что придется уточнить.

— Я готова.

— Вот и хорошо. Скажите, Алла, я все насчет этих серег. Вы не могли бы их, ну, нарисовать, что ли?

— Попробую.

— Вот вам карандаш и бумага.

Через несколько минут рисунок был готов.

— Так, — сказал Данилов, — значит, это сапфир. Кажется, синий?

— Знаете, такого глубокого синего цвета, а вокруг бриллианты небольшие, но Мария Дмитриевна говорила мне, что они очень старой работы, поэтому дорого ценятся. Они в их семье передаются женам сыновей.

— Ах вот как! Значит, эти серьги — талисман вроде.

— Скорее, семейная реликвия.

— А сколько могла стоить эта реликвия, не знаете?

Алла посмотрела на Данилова с недоумением.

— Я понимаю, — сказал Иван Александрович твердо, — многие вопросы покажутся вам не совсем тактичными. Но прошу понять меня, наша профессия такая. Мы, как врачи-невропатологи, безжалостно врываемся в человеческие души. Так что потерпите. Кстати, вы говорили, что серьги лежали в шкатулке?

— Да.

— А что там еще было?

— Я не знаю. Нет, впрочем, погодите. Мне Сережа как-то показывал, там был Наполеон.

— Простите, кто?

— Да, Наполеон, — взволнованно сказала девушка, — печать такая. Наполеон в треуголке, руки скрестил на груди, и ниже кружок, на нем инициалы выгравированы. Печать. Сережа рассказывал, что в 1812 году, когда французы бежали из Москвы, ее забыли, а его прапрадед ее нашел. Мне ее Сергей показывал.

— А из чего сделан этот Наполеон?

— Сережа говорил — из серебра.

— Нарисовать сумеете?

— Нет, что вы.

— Ну тогда размер приблизительный на бумаге отложите.

— Как отложить?

— Проставьте... Понятно, — Данилов взглянул на бумагу, — сантиметров десять приблизительно.

— Приблизительно.

— Теперь вот о чем расскажите. Вы жили рядом с Ивановскими, считались у ник в доме почти родной. Правильно я говорю?

— Да.

— Так вот, не заметили ли вы чего-нибудь необычного в поведении Дмитрия Максимовича за последнее время?

— Нет, ничего особенного.

— Тогда постарайтесь вспомнить другое: перед отъездом Дмитрия Максимовича из Москвы в ноябре вы там не встречали посторонних?

— Видите ли... — Алла замолчала и ответила, подумав: — Дмитрий Максимович никуда не уезжал. В ноябре заболела Мария Дмитриевна, и я ухаживала за ней.

— Как — никуда не уезжал? — удивился Данилов. — А вы ничего не путаете?

— Да точно, Иван Александрович, я говорю правду! — Голос Аллы сорвался от волнения.

— Да вы успокойтесь, я вам верю, тут неразбериха одна получилась. Вы уж помогите нам выяснить.

— Числа пятнадцатого ноября, — медленно, видимо стараясь ничего не упустить, начала рассказывать Алла, — да, по-моему, пятнадцатого, Дмитрий Максимович и его помощник Георгий Васильевич...

— Попов?

— Да, Попов, привезли домой тяжелый ящик. Привезли втроем.

— А кто третий?

— Шофер, я еще удивилась: шофер, а очки у него выпуклые, как у очень близоруких людей. Так вот, они принесли тяжелый ящик. Потом шофер уехал, а Дмитрий Максимович сказал, что у них сломалась машина и надо ждать инкассаторов.

— Как я понял, инкассаторы должны были подъехать прямо к дому?

— Да, но что-то случилось, я уж не знаю что, и инкассаторы приехали только через неделю. Все это время Дмитрий Максимович и Попов дежурили в комнате, где стоял ящик, по очереди. У них даже наганы были.

— А когда приехали инкассаторы?