Тревожный август

— Интересно, — Червяков поправил очки, — очень интересно! Да вы, видимо, считаете меня человеком, которому ничего нельзя доверить? Так я должен понимать ваш вопрос?

— Гражданин Червяков, здесь спрашиваю я.

— Это почему же? Вы, собственно, кто такой? Вы меня пригласили, а мое право отвечать вам или нет.

— Логично, но неразумно. Я начальник отделения по борьбе с бандитизмом Московского уголовного розыска. Фамилия моя Данилов. Зовут Иван Александрович. Вам этого достаточно?

— Вполне, только прошу документы показать.

Данилов усмехнулся, вынул удостоверение. Он смотрел, как Червяков читает его, близко поднеся к глазам, и еще раз удивился, как такому человеку можно доверять машину.

— Все в порядке, — Червяков протянул обратно удостоверение. — Теперь спрашивайте.

— Мы остановились на том, что вам поручили помочь Ивановскому вывезти ценный груз.

— Да. Меня вызвали в нашу спецчасть, объяснили всю важность задания и даже выдали наган.

— Что случилось потом?

— Машину мне дали старую, я сразу же написал об этом докладную записку.

— Почему же вам дали плохую машину?

— Теперь уже сказать трудно.

— И что дальше?

— Машина сломалась у Колхозной площади. Мы ее бросили и отнесли ящик в дом к Ивановскому.

— Вы помните этот ящик?

— Очень хорошо. Он большой, деревянный, сверху обитый тонким железом, по бокам две ручки.

— Какого он цвета?

— Вот этого не помню.

— Понятно. Что было потом?

— Мы отнесли ящик, и я ушел к машине.

— Больше вы не были у Ивановского?

— Был.

— Когда?

— В декабре.

— Зачем?

— В машине Дмитрий Максимович оставил чемоданчик с бельем. Я его обнаружил в гараже на следующий день. Но отнести не мог. Меня срочно направили в Балашиху в ремонтные мастерские чинить разбитые на фронте машины. В декабре я вернулся и пошел к Ивановскому. Я очень удивился, застав его дома. А еще больше удивился, увидев в прихожей тот самый ящик. Тогда я понял, что Ивановский просто жулик. Я долго не решался сообщить о нем. Потом опять уехал в Балашиху. Приехал в апреле и решил пойти в Ювелирторг, в их промкомбинат, и сообщить.

Червяков снял очки, помолчал.

— В промкомбинате я передал заявление начальнику охраны, фамилия у него странная, подождите, — Червяков достал пухлую записную книжку, близоруко поднес ее к глазам. — А, вот, Шантрель.

— А почему же вы к нам не пришли?

Червяков надел очки и посмотрел на Данилова. За выпуклыми стеклами глаза казались огромными, особенно зрачки.

— К вам я боялся. Я ведь лишенец.

— Не понимаю.

— Отец у меня арестован в тридцать восьмом.

— Значит, боялся.

— Значит, так.

— А потом что?

— Ночью вчера ко мне четверо военных пришли. Да, кстати, тот самый Шантрель запретил мне говорить об этом. Ну, пришли военные.

— Какие?

— Обыкновенные, в гимнастерках, сапогах, с наганами. Допросили меня. Документ показали, что они из охраны промкомбината. Потом сказали, что воспользуются моей машиной, их якобы сломалась. А моя во дворе стояла. Вот и все. Утром машины нет, я и заявил.

— Побудь здесь, — Данилов вышел в соседнюю комнату. Полесов сидел у самой двери.

— Слышал?

— Слышал.

— Езжай в промкомбинат.

Полесов 

В кабинете директора промкомбината сидели двое. Пожилой человек в гимнастерке военизированной охраны и девушка в милицейской форме. Директор повертел в руках удостоверение Степана и, возвращая, спросил:

— Вы к нам по поводу Ивановского или из-за этой кражи?

— Какой кражи?

— Да...

— А вы, товарищ, из МУРа? — взволнованно спросила девушка. — Вы что же, нам не доверяете?

— Кому это вам? — Степан присел на стул.

— Нашему отделению. Я следователь Анохина. Я думаю, что эту кражу мы сами размотаем.

И это «размотаем» так не вязалось с ее аккуратной гимнастеркой, пушком на щеках и маленькими карими глазами, что Степан невольно улыбнулся:

— Вы уж объясните мне все по порядку. Ладно?

— Дело простое. Очень простое, — горячо заговорила Анохина. — Вчера вечером пропало со склада четыре комплекта обмундирования. У нас есть предположение, что они похищены для продажи.

— Вы, наверное, подозреваете кого-нибудь? — Степан опять усмехнулся.

— Конечно, и усмешки ваши неуместны, товарищ...

— Полесов.

— Товарищ Полесов, — закончила Анохина.

— Вы не обижайтесь только, договорились? — примирительно сказал Степан. — Здесь все немножко сложнее. У нас есть мнение, что эти два дела тесно между собой связаны. Правда, пока это предположение. Вы расскажите, что случилось.

— Такое, значит, дело, товарищ уполномоченный, — откашлявшись, начал рассказ пожилой человек в вохровской форме. — Я начальник военизированной охраны промкомбината. Вчера кто-то взломал окно каптерки и похитил четыре комплекта обмундирования. Гимнастерки и шаровары. Между прочим, диагоналевые. Шерстяные, значит. Мы их перед самой войной получали. Так они без дела лежали до срока.

— А почему без дела? — поинтересовался Полесов.

— Так мужчин всех забрали на фронт. Женщины у нас теперь в охране, а им галифе без надобности. Думаем, что кто-то свой расстарался. На продажу или, вернее, на Тишинке на харчи менять.

— Вы мне покажите склад.

— Пошли.