Три аксиомы

Должен сказать, что дорога, по которой мы едем налегке, не годится для перевозки тяжелых бревен. Да она им и не нужна, ведь их несет текучая речная вода.

Мы ехали двадцать километров и достигли места, где бревна сбрасывают в воду. Это Пастуховский лесопункт. Тут построен поселок для лесорубов, и тут находится такой же разделочный склад, как и в самой Подюге, — с эстакадами и штабелями бревен.

А лес здесь не рубят, его сюда тоже привозят.

На очень высокой ноте запела флейта, послышался нарастающий стук колес, и по тоненьким рельсикам выкатился из-за елок паровозик — с дымом из трубы, паровой одышкой и всеми подобающими настоящему паровозу атрибутами, только маленький, словно молод еще, не вырос с большого.

Крошка паровозик, посвистывая свирельным голоском, подкатился к эстакадам. За ним, торопливо крутя колесиками, бегут платформы, нагруженные пачками целых еловых деревьев во весь их рост. Они так длинны, что каждая пачка занимает сцеп из двух платформ-тележек; концы лежат на тележках, середина висит в воздухе.

Паровозик поставил приведенный поезд к эстакаде для разгрузки, отцепился, долго бегал, с железным лязгом собрал порожние платформы, постоял, попыхтел-посопел и двинулся обратно в лес порожняком.

На Пастуховской узкоколейной железной дороге есть и пассажирский вагончик для проезда рабочих на лесосеки. В нем я и устроился.

До лесоразработок поезд шел часа полтора без остановок. Расстояния в тайге преодолеваются труднее, и здесь все кажется дальше, чем в Средней России. По-видимому, мы сделали километров двадцать пять, и тут рельсовые пути начали ветвиться; в разные стороны отделились временно проложенные «усы»; они входят в каждую делянку, где рубят лес, — иначе как же без них вывезешь деревья? Весь лес пронизан такою же густой сеткой железнодорожных путей, как Москва улицами и переулками.

Один из «усов» привел меня на делянку.

Это предназначенный для рубки квадрат длиной и шириной в полкилометра.

Для человека, который давно не бывал на лесозаготовках, эта делянка, куда я попал, выглядит непривычно.

Прежде лесосека была наполнена бревнами, машинами и народом. В центре стояла передвижная электростанция, возвышались погрузочные краны, лежали штабеля бревен, около них происходила деятельная людская толчея и слышались выкрики: «Раз! Два! Взяли!»

А здесь ничего и никого нет: ни штабелей, ни кранов, ни людей. Только около железнодорожного пути сооружена простейшая погрузочная эстакада — наклонные брусья отлого поднимаются от поверхности земли до высоты железнодорожных вагончиков.

Да полно! Лесосека ли это? Быть может, надо мной подшутили? Быть может, делянка только готовится для будущей работы и не все еще сюда привезено и здесь установлено?

Но нет, где-то недалеко за елками зарокотал моторчик, словно бежит мотоциклетка. Порокотал, замолк, снова рокочет. А вот и еще мотор тарахтит, на другой голос, этот похож на трактор.

Я отправился в ту сторону по прорубленному среди елок коридору. Навстречу мне ползет трактор, волокущий десятка полтора елей. Толстые комли подняты на задок трактора, вершины с необрубленными ветками волочатся по земле.

Я иду туда, где то застучит, то замолкнет моторчик, похожий по звуку на мотоцикл. Раскрылась прогалина. На ней орудует человек с бензиномоторной пилой.

К моторчику приделана тонкая узкая пластинка; по ее краям натянута замкнутая пильная цепь, похожая на ту, что в велосипеде идет от педалей на ось колеса, но на каждом ее звене сидят острые режущие зубья.

Вальщик подходит к дереву, приставляет эту пластинку с пильной цепью к стволу, включает мотор, и начинается стрекотанье. Быстро несется пильная цепь, перерезая своими острыми зубьями волокна древесины. Пила идет в дерево, как в масло. Она стрекочет двадцать секунд, раздается отрывистый треск надлома, дерево опрокидывается, шумя ветками, и гулко ударяется оземь. С этим деревом кончено. Можно к следующему.

Работает вальщик один. Столкнуть дерево в нужную сторону помогает клин, вставляемый в распил перед концом валки.

Вальщик Иван Заводенко, он же бригадир, спилил штук пятнадцать. В это время вернулся освободившийся от своего груза трактор. Заводенко положил пилу. Из кабины вышел тракторист Казимир Карчинский. Оба принялись накидывать на комли сваленных елей петли из стального тросика с крючками и кольцами. Через эти кольца пропущен основной собирающий трос.

Когда вся эта операция, называемая чокеровкой, была закончена, тракторист Карчинский сел в кабину на свое водительское место и включил тракторную лебедку — трос натянулся, деревья вздрогнули, стронулись с места, собрались в плотную пачку, и вот эта пачка, влекомая тросом, медленно поползла к трактору, уткнулась в опущенный железный щит и вместе с ним поднялась комлями на трактор.

Карчинский дал ход и двинулся в очередной рейс, а Заводенко взял пилу и принялся валить деревья для новой ноши.

Мне приходится сидеть поодаль, потому что техника безопасности запрещает во время валки деревьев подходить ближе пятидесяти метров.