В отличие от лиственных деревьев сосна и ель не дают поросли от пня. Новый лес на вырубках может появиться только от налета семян, и тут играет роль величина лесосеки. Хвойные семена крупненькие, с одним крылышком, они летят по ветру полсотни, реже сотню метров от материнского дерева. В начале весны хвойные семена скользят по обледеневшей поверхности снега и могут укатиться по пустырю на дальние расстояния. И все же быстро обсеменяются небольшие вырубки, а если вырубают широкий пустырь, обсеменение затрудняется и замедляется.
Таким образом, начатые в 30-х годах круглогодовые лесозаготовки с трелевкой бревен по земле и с вырубкой больших пространств неблагоприятны для самородного возобновления хвойных лесов.
Такие рубки, называемые концентрированными, неизбежны, без них нельзя механизировать работу. Они даже выгодны для быстрого омоложения перестойной тайги, могут послужить могучим средством для ее улучшения, так как могут дать в будущем прекрасные одновозрастные древостои. Но для этого они должны сопровождаться целенаправленными мерами по восстановлению леса, вплоть до искусственных посевов и посадок.
Теоретически все просто: надо поднять лесное хозяйство до уровня новых задач. Но ведь это потребует расходов. Нужны деньги. А в годы первых пятилеток каждый рубль был на счету. Люди в ту пору ели не досыта. Лес может ждать дольше, чем человек. Неразумно тратить деньги на посадки деревьев в тайге.
Разделили Советский Союз на две зоны: южная — лесоохранная, северная — лесопромышленная. В лесоохранной зоне хозяйство честь честью, в лесопромышленной никак. В тайге надеялись на природу, пусть-де сама она выращивает, а если не вырастит, тоже за беду не считали, так рассуждали: «Много лесу в тайге, если часть убудет, немало и останется».
Вот это и был заем.
В годы первой пятилетки я не видывал ни одного человека, который считал бы неправильной политику индустриализации. История подтвердила ее правильность.
Самый идеальный порядок в лесах не смог бы в 1941–1945 годах спасти страну, а защитил металл уральских заводов, построенных в первую пятилетку.
Долг, оказывается, значительно меньше, чем мы привыкли думать.
Судьбу концентрированных вырубок изучали многие лесоводы, в конце концов пришли к одинаковому бесспорному выводу.
Крупнейший знаток тайги — академик ВАСХНИЛ Иван Степанович Мелехов. Сейчас он работает в Москве, но москвич он молоденький, с 1962 года, а до того вся его жизнь и работа была связана с тайгой. Он родился на берегах Северной Двины, образование получил в Ленинграде, был учеником выдающегося лесовода М. Е. Ткаченко, потом вернулся в свою лесную сторону, стал профессором Архангельского лесотехнического института, основал на Севере Институт леса Академии наук СССР.
Но это внешняя анкетная линия жизни, а ее внутреннее содержание — три с лишком десятка лет самоличного изучения тайги. Одна из тем его исследований — естественное возобновление леса на концентрированных вырубках. Иван Степанович создал новую отрасль лесной науки — типологию вырубок, показал, как по-разному протекает естественное возобновление в зависимости от того, какие травы вырастают на вырубках: одни мешают древесным семенам прорастать, другие почти не мешают. Но травянистая растительность не остается навсегда неизменной, даже в самом тяжелом ее типе через десятилетие наступают перемены, и тогда получают возможность поселиться деревья.
Я спросил, каковы вообще результаты рубок за этот период, когда о восстановлении лесов в тайге не заботились.
— В тридцатых годах, — ответил ученый, — предполагали, что все вырубки навсегда останутся голыми пустырями и превратятся в болота. Но вот прошли годы, концентрированные вырубки изучены, накопились объективные материалы, и пессимистические прогнозы не оправдались. Длительные исследования показали, что необлесившимися остаются пять-семь процентов площадей и редко до десяти, когда по молоднякам пробежал пожар. Девяносто же процентов вырубок заросли лесом.
Я попросил объяснить, почему получается разнобой между исследованиями ученых и официальными отчетными данными. Не говоря уже о других ученых, даже такой хранитель леса, склонный не к оптимизму, а к преувеличению опасностей, как профессор Н. Е. Декатов, признает эти 90 процентов облесившихся концентрированных вырубок. В то же время в отчетных данных дается меньшая цифра.