Три аксиомы

Поедем в Москве на Ленинские горы, встанем на смотровой площадке на самом краю крутого обрыва, поглядим вниз на реку. Москва-река — затейница. Она приходит с северо-востока, со стороны Киевского вокзала, упирается в подножье Ленинских гор и, встретив препятствие, описывает подковообразную петлю, сворачивает снова на северо-восток, уходит к стенам Кремля.

Сейчас Москва-река скована гранитными набережными, перегорожена плотинами, течение ее, как гидротехники говорят, зарегулировано. Но в давнее время река сильно подмывала подножие Ленинских гор: чтобы повернуть воду, пришедшую с северо-востока, обратно на северо-восток, берегу приходилось выдерживать довольно-таки значительный натиск. Не одна же вода, терлись о берег и льдины. Крутой, вогнутый внутрь обрыв — это результат борьбы, которую в течение многих тысячелетий вела текучая вода с горой.

А противоположный низкий берег, где нынче построен стадион, — это намытый водой луг. Его и до сих пор называют «Лужники». Вплоть до 30-х годов он заливался весенним половодьем, а после спада воды там сажали поздние овощи: огурцы и капусту.

Поглядите на карту Москвы-реки в районе нынешней столицы: как она причудливо извивается, сколько начертила подковообразных петель! Каждый вогнутый берег — подмытая гора, каждый выпуклый — намытый водой плоский луг.

В Кунцеве — такой же вогнутый обрыв, как на Ленинских горах, а напротив лежит широкий луг. Смоленская набережная — горка, Дорогомилово — луг. Кремль — горка. Замоскворечье — луг.

Бывшие луга давно уже застроены домами, но до самого недавнего времени низменные районы столицы подвергались весной опасности наводнения, и только гидросооружения 30-х годов устранили эту опасность.

Самая обширная пойменная низина находится напротив Коломенского и Дьякова.

Две-три тысячи лет назад на берега Москвы-реки пришли люди так называемой дьяковской раннежелезной культуры, огляделись, увидели зеленые луга. Ух ты! Какое богатство пропадает задарма! Сколько скотины можно прокормить! И поселились.

Имени своего они нигде не записали и никаких преданий о себе не оставили, но, видимо, бесследно не исчезли и какую-то струйку своей крови в нас все же пустили, смешавшись впоследствии со славянами.

Сохранились только их городища и селища. При археологических раскопках городищ найдено огромное количество костей коров, овец, лошадей и значительно меньше костей диких животных, добытых охотой (В. И. Цалкин. К истории животноводства и охоты в Восточной Европе). Стало быть, занимались они в основном животноводством, но если удавалось подстеречь лося или медведя, не отказывались от охоты. Кроме того, ставили на пушного зверя ловушки с приманкой. Но все эти занятия давали только дополнительный приработок; посевов было, по-видимому, тоже немного; кормили дьяковских людей пойменные луга.

Да так это и до настоящего времени ведется в северной тайге: населены только долины рек, хозяйство имеет животноводческий характер, посевов мало, и леса стоят нетронутые.

* * *

Давнее прошлое наших предков — достояние археологии, история же начинается с той поры, когда люди становятся способными записывать события и вести счет годам.

Исторический период жизни нашей страны обнимает всего тысячу с небольшим лет.

В Севере Восточной Руси первым на историческую арену выходит Залесье с городами Ростовом Великим, Суздалем, Переславлем-Залесским, Юрьевом-Польским, Владимиром. Еще в домонгольский период Залесье начинает тягаться с Киевом, вести феодальные войны и претендовать на главенство.

Причиной возвышения Владимиро-Суздальского княжества послужило обилие пахотной земли. В самом центре Волго-Окского междуречья с незапамятных времен за лесами существовали «ополья» — широкие свободные от леса пространства с плодородной почвой, удобной для хлебопашества. Ее прежде называли даже черноземом, но по нынешним классификациям она не подходит под эту категорию, хотя обладает неплохими качествами.

Созданы ли эти ополья каким-то трудолюбивым народом в глубокой древности или возникли в силу природных обстоятельств — мы не знаем. Но именно ополья с их обилием хороших сельскохозяйственных земель явились основой для развития хозяйства и культуры Владимиро-Суздальского княжества.

Культура запечатлелась в архитектурных памятниках мирового значения.

Мне однажды привелось ездить с экскурсией иностранцев, людей туговатых к восприятию красот нашего древнего зодчества. Они даже в Московском Кремле говорили:

— Это слишком своеобразно, специфично, к этому надо подготовиться, разобраться, понять.

В холодноватом тоне высказываний не чувствовалось особого желания приобрести такую подготовку. А во Владимире перед Дмитриевским собором, богато украшенным резьбой по белому камню, словно выточенным из слоновой кости, экскурсанты заволновались:

— Чудесно! Говорите, двенадцатый век? Блестяще! Изумительно!

Проняло и захватило без всякой подготовки.