Знакомство их состоялось; два месяца прошли в полёте. Блок снова думает расстаться с женой, жить отдельно, советуется об этом с матерью (которой, как и прежде, поверяет все свои тайны). 8 июня он уехал в Шахматово. Упоминания о Ней в записной книжке встречаются всё реже. В Шахматово приходят известия об убийстве в Сараево наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Фердинанда, о международном кризисе, стремительно разрастающемся до угрожающих размеров.
18 июля по государеву повелению была объявлена мобилизация. В тот же день к вечеру почтальон доставил в Шахматово телеграмму: генерал-майор Кублицкий-Пиоттух, добрый и привычный Францик, сообщал, что он срочно отозван из отпуска в Петербург, в штаб возглавляемой им бригады; со дня на день могут скомандовать выступление. На следующее утро Блок с матерью выехали из Шахматова в Петербург.
В субботу 19-го около четырёх часов пополудни Блок уже выходил из здания Николаевского вокзала на обширную и шумную Знаменскую площадь.
Площадь шевелилась как море; через её широкое пространство катились волны взбудораженного народу. Мелькали трёхцветные знамёна; то там, то сям начинали петь «Боже, царя храни» и «Спаси, Господи, люди твоя»; иногда – что-то про «Варяг». Протискиваясь к трамваю и поневоле напитываясь горделиво-геройским духом масс, Блок своим пророческим взором мог увидеть другую толпу, которая будет бушевать здесь же, на этом самом месте через два года и семь с половиной месяцев, в феврале-марте 1917 года. Размахивать будут красными флагами, петь «Марсельезу» и «Варшавянку»; со стороны Лиговского проспекта будут вливаться в это море потоки серых солдатских шинелей, будут стрелять в воздух и кричать охрипшими голосами: «Долой царя! Долой Николашку с немкой!» Это – скоро, скоро… Этого Блок не сможет увидеть телесным своим оком: в те дни он будет на фронте, далеко, в Пинских болотах. А сейчас он едет через весь Петербург, отуманенный испарениями имперского восторга, к себе на Офицерскую улицу, чтобы наутро чётким и красивым почерком записать в тетрадь:
«20 июля. Манифест».
20 июля последовал высочайший манифест о войне с Германией. Началась Мировая война.
X
Мировая война в творчестве Блока почти не отразилась. Единственное исключение – стихотворение «Петроградское небо мутилось дождём» (1 сентября 1914 года). По интонации оно резко отличается от всего того решительно-патриотического, геройского, воинственного, чем затоплены были журналы и газеты первых месяцев войны.
В этой закатной дали, там, на западе, тысячи жизней с их тревогами, любовью, надеждами, будут оборваны, уничтожены, искалечены без пощады и смысла. Музыка навязчиво-однообразного анапеста усиливает ощущение трагической безысходности. В этой войне нет славы и подвига, у неё не будет победного конца. Отравленный пар – трупный смрад галицийских кровавых полей – вот единственный её итог.
Блок был человеком долга. В начале войны он честно пытался быть полезным воюющей родине. Работал в Комитете помощи семьям запасных – выявлял нуждающиеся семьи, чьи кормильцы были мобилизованы и отправлены на фронт, участвовал в сборе и распределении пожертвований. Любовь Дмитриевна отправилась на Юго-Западный фронт сестрой милосердия, и этим Блок гордился. В его подённых записях первых месяцев войны чувствуется тревога за Россию и армию, боль от поражений и потерь, радость при известии о победах. Со временем всё заметнее ощущается разочарование, неверие в благоприятный исход, неприятие войны в целом. И за этим – ощущение приближения катастрофы.
Из записных книжек Блока.
27 июля 1914 года: «У нас уже есть раненые».
19 августа 1914 года: «Мы потеряли много войск. Очень много».
24 мая 1915 года. «На войне всё хуже».
11 июня 1915 года: «Львов сдан – 9-го июня. Но это не так ужасно, как было бы две недели назад».
10 ноября 1915 года: «Пьяного солдата сажают на извощика (повесят?) Озлобленные лица у «простых людей»… Молодёжь аполитична и самодовольна, с хамством и вульгарностью… Победы не хотят, мира – тоже».
6 марта 1916 года: «…Отличительное свойство этой войны –
28 июня 1916 года: «…Эта бессмысленная война ничем не кончится. Она, как всякое хамство, безначальна и бесконечна, безобразна».
В последнем случае Блок несколько ошибался. Война кончится великой смутой, революцией. Но революция станет помимо всего прочего торжеством хамства. Это он предчувствовал.