Пройдя вслед за девушкой Олега во вторую часть помещения, я успела краем глаза увидеть пугающее кресло и сосредоточила внимание на дородной женщине в белом халате, которая сидела за столом. Весь ее вид говорил о радушии и доброжелательности. Она лишь мельком скользнула взглядом по моему избитому лицу и приветливо улыбнулась.
– Здравствуй, моя хорошая, – пророкотала она мягко. Всё в ней было округлое и милое, настраивающее на спокойный лад, даже голос будто тёк. – Меня зовут Тамара Александровна, а тебя?
– Василиса, – представилась я, кашлянув. – Приятно познакомиться.
– Так, милая, – она посмотрела на меня открыто, и в ее глазах я увидела сострадание. – Мне Маринка немного рассказала о ситуации, но я буду задавать некоторые вопросы по ходу осмотра, хорошо?
Я смогла только сдавленно кивнуть.
– Ты хочешь, чтобы она осталась здесь, с тобой, для спокойствия? – участливо спросила женщина.
Я пожала плечами. Марина уже всё видела, но кто знает, какие вопросы будет задавать Тамара Александровна.
– Давай, Маришка, посиди в коридоре, – женщина бесцеремонно подтолкнула дочь в сторону двери.
Марина с притворным возмущением закатила глаза, подхватила сапоги и, выходя из кабинета, жестами показала мне, что будет прямо за дверью.
– Если что – кричи, – заговорщицки прошептала она, хотя мать ее прекрасно слышала. – Иногда эта женщина по-настоящему ужасна.
Тамара Александровна хохотнула, а я попыталась улыбнуться. Вышло не очень. Я понимала, что, скорее всего, они хотят меня подбодрить и утешить, настроением заверяя, что сейчас не произойдет ничего плохого или страшного. Но мне не становилось легче, хотя я и была благодарна.
Никогда не думала, что осмотр может проходить настолько медленно и деликатно. Единственный раз я была у гинеколога в школе, в начале учебного года, и тогда грубая тетка, не поверив моим ответам об отсутствии половой жизни, заставила забраться на холодное страшное кресло и бесцеремонно осмотрела меня руками в резиновых перчатках.
Сейчас же Тамара Александровна задавала короткие вопросы, интересуясь больше симптомами и моим состоянием, чем событиями, которые являлись его причиной.
Думаю, ее профессионального опыта было достаточно, чтобы самой понять, что именно приводит к тому состоянию, в котором я находилась.
Осмотрев меня и извиняясь каждый раз, когда я вздрагивала, она констатировала, что сильных разрывов нет, и предположила, что было обильное кровотечение, не связанное с внутренними повреждениями. Но для большей уверенности все же отвела меня на УЗИ и сидела со мной все то время, пока проводили исследование.
Ее диагноз подтвердился: швы накладывать было не нужно. Вернувшись в кабинет, мы еще немного поговорили, она написала рекомендации, как обрабатывать повреждения, потом предложила созвониться через несколько дней, а через месяц прийти на повторное обследование.
– Зачем? – не поняла я. – Если меня не будет ничего беспокоить, то все равно нужно позвонить и прийти?
– Милая, – начала она с осторожностью. – Я сейчас сделала первичный тест и взяла у тебя анализы. Результаты теста и анализов обсудим по телефону, но через месяц лучше повторить.
– Что за тест и анализы? – холодея, спросила я.
– Тест – на беременность, – ответила врач. – А анализы – на заболевания.
– Бе… ременность? К… какие заболевания? – я в ужасе замерла, не зная точно, что испугало меня больше.
– Мы должны удостовериться, что ты не получила некоторые болезни, которые передаются при такого рода контактах, – мягко объяснила она. – Сейчас я провела исследования на гонококки и прочее, эти названия тебе ничего не скажут, но через месяц для большей уверенности надо сдать еще раз. А через полгода еще разок пересдать ПЦР и кровь.
– А кровь зачем? – я знала, что ответ мне не понравится.
– На ВИЧ, сифилис и гепатит, – объяснила Тамара Александровна. – У них самый долгий период… когда человек может быть уже заражен, но вирус еще не активировался. Про остальные болезни и беременность узнаем гораздо раньше – думаю, уже через четыре недели.
Я видела, что ей не очень хочется меня пугать, но от ее слов внутри всё похолодело. Я об этом даже не думала. Теперь месяц жить в страхе, опасаясь долгосрочных последствий того ужасного вечера? Он мог чем-то заразить меня или… или во мне уже ребенок?
Сейчас же захотелось в душ – тереться и тереться мочалкой, чтобы смыть с себя мерзость и грязь. Ребенок.
Его ребенок!
Наступят ли когда-нибудь забвение и покой? Прекратится ли этот ужас?
Я настолько долго молчала, что Тамара Александровна забеспокоилась, нет ли у меня шока. Заверив ее, что все в порядке, я поднялась на ватных ногах и попыталась сделать несколько шагов к ширме. Но, пошатнувшись, чуть не повалила всю конструкцию, и женщина подхватила мое тело своими сильными руками.
– Так, милая, – пробормотала она, почти донеся меня до другой кушетки, застеленной белоснежной простыней. – Давай ты пока посидишь, и мы поговорим.