Она проворно сунула мне под нос ватку с дурно пахнущей жидкостью, это было до того отвратительно, что я отпрянула, ударившись затылком об стену. Потом она растирала мои заледеневшие ладони и причитала, что своими руками убивала бы таких мерзавцев, которые. Она уверяла меня, что шанс заболеть или забеременеть очень-очень маленький, но звенящая пустота внутри меня отражала эти слова, и они бусинами бились о стенки моей полой сущности, позвякивая и падая на дно.
Добрая женщина говорила много ободряющих и утешительных слов, но я была просто не в состоянии ответить. Мной овладело какое-то грубое отупение, я чувствовала себя куклой, которую дергают за ниточки. Пожалуйста, не плачь. Не плачу. Все пройдет. Да, конечно, все пройдет. Обращайся ко мне, если будет что-то нужно или беспокоить. Да, обязательно. Увидимся через месяц, милая. Да, спасибо. До свидания.
Очнулась я только на кресле в коридоре. На мне были куртка и ботинки, но я даже не помнила, как надела их.
Марины рядом не было, что заставило меня вздрогнуть. Будто очнувшись ото сна, я огляделась с беспокойством и тревогой. В коридоре царило пугающее безмолвие – так тихо, что я без труда услышала разговор, который велся в кабинете, хотя говорить старались негромко.
– Что значит – мы не должны вмешиваться, мам? – в голосе Марины сквозило возмущение.
Видимо, я пропустила начало разговора.
– Мариша, это вообще не твое дело, – мягко ответила ей Тамара Александровна. – Если девочка захочет – и когда захочет, – она расскажет всё, что будет нужно.
– Но нельзя же бездействовать! – воскликнула девушка.
– Согласна. Будьте рядом. Оказывайте помощь и поддержку, в которых она нуждается, – подчеркнула женщина. – Я так понимаю, она будет жить у мальчика?
– Да, Олег очень беспокоится по этому поводу, – голос Марины тоже беспокоился, и я вздрогнула.
Знала, что это плохая идея – возвращаться к этим ребятам.
– Ох уж этот твой Олег, – в голосе Тамары Александровны послышалось неодобрение.
– Мама, не начинай… – предостерегла ее дочь.
– Оставьте детей в покое, – устало вздохнула мать. – Раз это лучшее, что у вас с Олегом получается делать.
Я чувствовала, что здесь есть какой-то давний спор и, несомненно, разгадка тайны Саши, но больше они не сказали ни слова. Через несколько минут Марина выскочила из кабинета, впопыхах и даже не попрощавшись. Она наткнулась на меня взглядом и, скинув хмурое выражение лица, улыбнулась. Я поспешно встала, готовая идти, но вдруг дверь открылась и вновь появилась Тамара Александровна.
– Милая, – она обращалась ко мне, не глядя на дочь и протягивая небольшой прямоугольник бумаги. – Вот мои телефоны, рабочий и домашний, еще написала мобильный. Позвони через недельку… или если будет что-то беспокоить, хорошо? – она хотела погладить меня по плечу, но замерла в нерешительности.
– Да, большое спасибо, – я постаралась вложить в короткие слова всю благодарность, которую ощущала к этой милой и такой уютной женщине.
Не сказав больше ни слова, Тамара Александровна скрылась в кабинете. Марина поджала губы и не окликнула мать, чтобы попрощаться. Мне хотелось сказать ей, что ни один конфликт не стоит того, чтобы не прощаться с мамой и расставаться недовольными друг другом, потому что жизнь коротка и шанса примириться может больше никогда не представиться. Но я держала свое мнение при себе, молча следуя за каблуками Марины к машине, ожидавшей нас у ступеней. Я считала про себя на автомате.
Сердитое и взвинченное «цок-цок» каблуков Марины сказало мне, что она никого никогда не теряла. Ей будет сложно поверить мне на слово.
Женя
Дни плавно перетекали один в другой, привычная нам рутина вернулась, синяки и ушибы Василисы постепенно исчезли, волосы немного отросли, но ее внутреннее состояние вызывало тревогу. Она стала более открытой с нами, не вздрагивала при случайных касаниях, и казалось, что в нашей компании ей комфортно, но… Всё было бы слишком просто без этого «но». Ее настроение, бывало, резко менялось, она то замолкала, уставившись в одну точку посреди разговора, то воодушевление внезапно сменялось апатией и безучастностью. Сашка слишком беспокоился по этому поводу, я же думал, что ей просто нужно время. Конечно, они постоянно были вместе, а я не слышал еженощных криков во время ее кошмаров и, возможно, поэтому проявлял некоторую беспечность, но мне казалось, что ее внутренние травмы, которые никак не связаны с телесными, нуждаются в гораздо большем времени.