Три билета в кино

– Но чур, – добавил наш именинник, – страшилки будут на тему русских сказок, ага!

– Как инициатор, я начну первым, – даже в тусклом свете я видела, что Женя снова покраснел.

Мне было немного любопытно то, что сейчас должно прозвучать, но больше боязно. Я не хотела рассказывать свою страшную сказку. Конечно, из-за необычной жизни ребят меня терзали вопросы, но я их никогда не задавала, потому что знала: задав хотя бы один, должна буду поделиться и своей историей. Неужели пришло время и никак не отвертеться? За этими мыслями я чуть не упустила самое начало Жениной страшилки.

– В общем, да… – он кашлянул, приставил включенный фонарик к подбородку и начал несколько игривым тоном: – Жила-была в лесном озере прекрасная русалка. Красоту ее сложно описать словами. И положил на нее глаз водяной, – голос парня утратил веселость и налился горечью. – Кто его знает, что русалка нашла в этом довольно неприятном на вид существе, но сыграли они свадьбу, какой не видывал еще водяной народ. Родила русалка водяному сына, наследника, но вышел он какой-то неказистый, – Женя усмехнулся. – Вроде как не водяной, а больше на тритона похож, слащавый больно.

Мне показалось, что последние слова принадлежали не Жене, а словно он их с чужого языка снял.

– Так вот, – продолжил друг, убрав фонарик от лица. – Решил водяной во что бы то ни стало воспитать из сына достойного преемника. А для этого все средства хороши, так сказать. Взял водяной самую крепкую ветку с острым концом и тяжелый камень да стал вытесывать из противоестественного тритона настоящего мужчину… – Женя запнулся, но тут же поправился: – Точнее, настоящего водяного. Но сущность любого живого создания не так просто изменить, даже если на первый взгляд кажется иначе. А потому нет больше покоя и счастья в водном краю. Расколол неправильный сын счастливую семью, ожесточилось сердце водяного, и проснулась в нем ненависть. Так и отрывается по сей день на русалке и безобразном тритоне, пытаясь приличных жителей водного царства из них сделать.

Последнюю фразу Женя закончил с иронией и кривой улыбкой, вновь вернув фонарик к подбородку. Но никому из нас троих не было смешно. Я даже немного разозлилась: он портил праздничный вечер такими откровениями. Но теперь стали более понятны частые синяки на его лице и постоянный испуг, если вдруг звонил его мобильный. Когда он бывал у нас по вечерам, то каждый раз в то или иное время раздавался телефонный звонок, и он поспешно убегал, иногда даже забыв попрощаться. Теперь всё это приобретало смысл и причину.

– Ага, короче, я бы сказал: дамы вперед, но, чувствую, сейчас мне придется сочинять, – подал голос Саша со своего спального мешка.

Он не стал приставлять фонарик к лицу, как сделал Жека, а просто улегся на спину и пустил кружок света в пляс по темному потолку. Пятнышко скакало из угла в угол тревожно, будто у Саши тряслись руки, и я заразилась этим напряжением, внутренне собираясь. Будто сейчас необходимо нарастить броню.

– Жили, значит, были медведь с медведицей в самом дремучем лесу, – Саша начал свою историю ровным голосом, без эмоций. – Любовь у них была до небес, медведь разве что пятки медведице не лизал. Настоящими хозяевами леса были звери эти и не знали горя и несчастий. Сначала родился первый медвежонок, потом второй, – на этом месте он запнулся, немного помолчал и продолжил: – Совсем шумно стало в лесу. Веселятся медвежата, заняты своими играми. Тот, что постарше, зануда знатный, а младший – та еще заноза в… – Женя легко пнул Сашу, и тот снова замешкался: —…в одном месте. Всё бы хорошо, но любила медведица лыжи, а медведь ей отказать не мог. Раз в год они оставляли медвежат бабушке-медведице и сваливали в романтический отпуск на горнолыжный курорт.

По обрывистым резким фразам картинка уже почти-почти сошлась в моей голове, я знала, что сейчас последует что-то совсем-совсем горестное. Голос Саши стал глухим и отстраненным, Женя заерзал на своем месте, возможно, уже сожалея, что из-за его затеи вечер так удручающе заканчивался.